Поскреби русского боярина - найдешь иностранца! Шереметевы, Морозовы, Вельяминовы...

Вельяминовы

Род ведет свое происхождение от Шимона (Симона), сына варяжского князя Африкана. В 1027 году он прибыл в войско Ярослава Великого и принял православие. Знаменит Шимон Африканович тем, что участвовал в сражении с половцами на Алте и сделал самое большой на построение печерского храма в честь Успения пресвятой Богородицы: драгоценный пояс и наследие своего отца - золотой венец.

Но Вильяминовы были известны не только своей храбростью и щедростью: потомок рода, Иван Вильяминов, бежал в Орду в 1375 году, но позже был схвачен и казнен на Кучковом поле. Несмотря на измену Ивана Вельяминова, род его не потерял своего значения: последний сын Дмитрия Донского был крещен Марией, вдовою Василия Вельяминова - московского тысяцкого.

Из рода Вельяминовых выделились следующие роды: Аксаковы, Воронцовы, Воронцовы-Вельяминовы.

Деталь: О знатнейшей московской фамилии, Воронцовых-Вельяминовых москвичам до сих пор напоминает название улицы “Воронцово поле”.

Морозовы

Род бояр Морозовых - пример феодального семейства из числа старомосковской нетитулованной знати. Основателем фамилии считается некий Михаил, который приехал из Пруссии на службу в Новгород. Он был в числе “шести храбрых мужей”, проявивших особый героизм во время Невской битвы 1240 г.

Морозовы верой и правдой служили Москве еще при Иване Калите и Дмитрии Донском, занимая видные позиции при великокняжеском дворе. Однако их род изрядно пострадал от исторических бурь, настигших Россию в XVI столетии. Многие представители знатной фамилии бесследно сгинули во время кровавого опричного террора Ивана Грозного.

XVII столетие cтало последней страницей во многовековой истории рода. Борис Морозов не имел детей, а единственным наследником его брата, Глеба Морозова, был сын Иван. Кстати, он был рожден в браке с Феодосьей Прокофьевной Урусовой - героиней картины В.И.Сурикова “Боярыня Морозова”. Иван Морозов не оставил мужского потомства и оказался последним представителем знатной боярской фамилии, прекратившей свое существование в начале 80х годов XVII века.

Деталь: Геральдика российских династий оформились при Петре I, возможно поэтому герба бояр Морозовых не сохранилось.

Бутурлины

Согласно родословным книгам, род Бутурлиных происходит от выехавшего в конце XII века из Семиградской земли (Венгрия) к великому князю Александру Невскому “мужа честного” под именем Радша.

«Мой прадед Рача мышцей бранной Святому Невскому служил» - писал А. Пушкин в стихотворении “Моя родословная”. Радша стал в царской Москве родоначальником полусотни русских дворянских фамилий, среди них значатся и Пушкины, и Бутурлины, и Мятлевы...

Но вернемся к роду Бутурлиных: его представители верно служили сначала великим кня­зьям, потом государям Московским и Российским. Их род дал России много видных, честных, благородных людей, имена ко­торых известны до сих пор. Назовем лишь некоторых из них:

Иван Михайлович Бутурлин служил окольничим при Борисе Годунове, воевал на Северном Кавказе и Закавказье, завоевал почти весь Дагестан. Погиб в бою в 1605 году в результате предательства и обмана турок и горских ино­родцев.

Его сын Василий Иванович Бутурлин являлся новгородским воеводой, активным сподвижником князя Дмитрия Пожарского в его борьбе с польскими захватчиками.

Иван Иванович Бутурлин за ратные и мирные дела удостоен звания Андреевского кавалера, генерал-аншефа, правителя Ма­лороссии. В 1721 году он активно участвовал в подписании Ниш- тадского мира, положившего конец долгой войне со Шведами, за что Пётр I присвоил ему генеральское звание.

Василий Васильевич Бутурлин был дворецким при царе Алексее Михайловиче, многое сделавшим для воссоединения Украины и России.

Род Шереметевых ведет свое происхождения от Андрея Кобылы. Пятым коленом (праправнуком) Андрея Кобылы был Андрей Константинович Беззубцев по прозвищу Шеремет, от которого и пошли Шереметевы. По некоторым версиям в основе фамилии лежит тюркско-булгарское “шеремет” (бедняга) и тюркско-персидское “шир-мухаммад" (благочестивый, храбрый Мухаммад).

Из рода Шереметевых вышло много бояр, воевод, наместников, не только в силу личных заслуг, но и благодаря родству с царствующей династией.

Так, правнучка Андрея Шеремета была выдана замуж за сына Ивана Грозного царевича Ивана, убитого отцом в порыве гнева. А пятеро внуков А. Шеремета стали членами Боярской думы. Шереметевы принимали участие в войнах с Литвой и крымским ханом, в Ливонской войне и казанских походах. За службу им жаловались вотчины в Московском, Ярославском, Рязанском, Нижегородском уездах.

Лопухины

По преданию происходят от касожского (черкесского) князя Редеди - правителя Тмутаракани, который был убит в 1022 г. в единоборстве с Князем Мстиславом Владимировичем (сыном князя Владимира Святославовича, крестителя Руси). Однако этот факт не помешал сыну князя Редеди, Роману, жениться на дочери князя Мстислава Владимировича.

Достоверно известно, что к началу XV в. потомки Касожского князя Редеди уже носят фамилию Лопухины, служат в разных чинах в Новгородском княжестве и в Московском государстве и владеют землями. А с конца XV в. они становятся московскими дворянами и жильцами при Государевом Дворе, сохраняя за собой новгородские и тверские вотчины и поместья.

Выдающийся род Лопухиных дал Отечеству 11 воевод, 9 генерал-губернаторов и губернаторов, управлявших 15 губерниями, 13 генералов, 2 адмиралов, служили министрами и сенаторами, возглавляли Кабинет министров и Государственный Совет.

Боярский род Головиных берёт свое начало от византийского рода Гаврасов, управлявшего Трапезундом (Трабзоном) и владевшего городом Судак в Крыму с окрестными селениями Мангупом и Балаклавой.

Иван Ховрин, правнук одного из представителей этого греческого рода, был прозван “Головой” , как не трудно догадаться, за светлый ум. Именно от него и пошли Головины, представляющие московскую высшую аристократию.

С XV Головины наследственно были царскими казначеями, но при Иване Грозном семья попала в опалу, став жертвой неудавшегося заговора. Позже они были возвращены ко двору, но до Петра Великого не достигали на службе особенных высот.

Аксаковы

Происходят от знатного варяга Шимона (в крещении Симона) Африкановича или Офриковича - племянника норвежского короля Гакона Слепого. Симон Африканович прибыл в Киев в 1027 году с 3 тысячной дружиной и построил на свои средства церковь Успения Божией матери в Киево-Печерской лавре, где он и погребён.

Фамилия Оксаковы (в старину), а ныне Аксаковы пошла от одного из его потомков Ивана Хромого.
Слово “оксак” означает хромой в тюркских языках.

Члены этой фамилии в допетровское время служили воеводами, стряпчими, стольниками и были жалованы за свою хорошую службу поместьями от московских государей.

Дворянский род Лопухиных занимал важнейшую роль в социальной иерархии тогдашнего общества. Но нельзя сказать, что Лопухиным везло в жизни. Замешанные в придворные перевороты, авантюры и интриги Лопухины все чаще погрязали в противоправиях и злоупотреблениях. Над родом Лопухиных висел злой рок, который зловещей мистической тенью окутал всю их последующую историю. Стоит хотя бы вспомнить скандально известного своими служебными злоупотреблениями калужского губернатора Дмитрия Ардалионовича Лопухина, разоблаченного в 1802 году Особой комиссией, которую возглавлял сенатор, поэт Гавриил Романович Державин, прославившийся своей неподкупностью и справедливостью. Этот скандально известный на всю губернию случай вошел в основу сюжета Гоголевского ревизора. А случилось все так: В 1801 году городской Голова Иван Иванович Борисов, выражая всеобщее возмущение калужан губернатором Д. А. Лопухиным, написал царю челобитную. От губернаторского произвола страдали не только демократические слои населения, бедняки, крепостные крестьяне, как это обычно бывало, но жалобы исходили от помещиков, купцов и фабрикантов. Может быть, поэтому жалобам был дан быстрый ход и на расследование их императором был послан сенатор Г. Р. Державин, известный своей неподкупной честностью и справедливостью. Не желая дать возможность губернатору замести следы своих преступлений, Державин поселился в доме И. И. Борисова, представившись частным лицом, а сам занялся сбором сведений о «деятельности» Лопухина. Занимаясь порученным делом, Г. Р. Державин попутно знакомился с городом, дважды посетил Главное народное училище, богоугодные заведения и больницу, ходил в Покровскую церковь. И только подкрепив фактами жалобы горожан, он явился в губернское правление с объявлением своей миссии. Ревизор посетил палаты гражданского и уголовного суда, чтобы взять на дом для изучения интересующие его документы и материалы. Донесение Державина в сенат о результатах ревизии было строгим и нелицеприятным, но Лопухину удалось избежать суда и сурового наказания. Он был лишь отстранен от должности калужского губернатора, как говорится, «отделался легким испугом». Это событие с калужским губернатором не прошли бесследно для творчества поэта: этот эпизод отразился в басне «Крестьянин и дуб».
Такое нелицеприятное событие оставило темный след на всем роде Лопухиных. И, увы не единственный. А ведь Лопухины по знатности и происхождению не уступали легендарным Рюриковичам. Они происходили по преданию, от касожского князя Редеди - владетеля Тмутаракани, убитого в 1022 году в единоборстве с князем Мстиславом Владимировичем. От них и пошло потомство, представители которого положили начало многим русским дворянским родам, в том числе и Лопухиным. Потомком легендарного Романа Редедича считается Михаил Юрьевич Сорокоум - боярин при великом князе московском Иване Даниловиче Калите, живший в начале XIV века. Он имел сына Глеба Михайловича, внука Илью Глебовича, правнука Григория Ильича Глебова и праправнука Варфоломея Григорьевича Глебова, сын которого, Василий, по прозвищу Лопух и стал родоначальником Лопухиных.
С 15 века представители рода Лопухиных служили воеводами, боярами и посадскими в Великом Новгороде и в Москве. Особому возвышению рода способствовал в 1689 году брак царя Петра I с Евдокией Фёдоровной Лопухиной (1669-1731). За счет этого брака отец царицы, Фёдор (Илларион) Авраамович (1638-1713) и его братья - Пётр-большой Авраамович (1630 - 1701), Пётр-меньшой Авраамович (ум. 1698 г.), Василий Авраамович (1646- 1698) и Сергей Авраамович (ум. 1711) были пожалованы в бояре. Впоследствии все они стали жертвами царской неприязни и дворцовых интриг. Первой среди Лопухиных жертвой Царской неприязни стал боярин Петр Авраамович Большой. В документах не зафиксирована точная формулировка обвинения против него, известно лишь, что на него «бил челом» весьма могущественный человек боярин Лев Кириллович Нарышкин, брат матери Царя Петра, возглавлявший тогда Посольский приказ. Царь, несмотря на многие услуги, оказанные ем; свое время Петром Авраамовичем, лично пытал оговоренного, да таким пристрастием, что боярин не выдержал и умер. Такая же участь, но несколько позднее, постигла второго из братьев - Петра Авраамовича Меньшого. На него пожаловались Царю крестьяне, приписанные к Архангельскому собору Кремля. Они утверждали, что «боярин Лопухин убивает до смерти крестьян, а суда на него нет». Трудно сказать, насколько обоснованным было это обвинение и было ли проведено какое-нибудь дознание, но Царь Петр приказал «привесть боярина в Константиновский застенок». В делах секретного Преображенского приказа за 1697 год сохранились «пытошные листы», в которых говорится что, будучи поднят на дыбу и истязаем, Петр Авраамович говорил о Царе, что “он сын еретический, от антихриста зачался, извел нас боярина Голицына, да боярина Неплюева, да дядю своего боярина Петра Абрамыча Лопухина сам пытал, поливал вином и зажег”. И Петр Авраамович Меньшой, как старший брат его, скончался во время царского «пытошного дознания». В том же году, когда открылся заговор видных стрелецких начальников Соковнина, Циклера и Пушкина, в участии в нем Петр заподозрил и остальных дядек Царицы Евдокии Федоровны. Царь наложил на них опалу, удалив их Москвы воеводами в дальние города: боярина Федора Абрамовича на Тотьму; Василья Абрамовича в Саранск; Сергея Аврамовича - в Вязьму. А ночью того дня, часу в пятом ночи в небе над Москвой наблюдалось знамение - в полуденной стороне неба появилась необычная звезда с хвостом.
Так явлением зловещей кометы закончилась славная, а вместе и трагическая эпопея Лопухиных, длившаяся почти восемь лет. Дальнейшая печальная судьба супружества Царя Петра Алексеевича и Царицы Евдокии Федоровны известна; она была пострижена в монахини. Отец Царицы Евдокии Федор Авраамович позже вернулся из Тотьмы, но в Москве уже не жил, целиком отдавшись управлению своими вотчинами, строительству храмов и основанию монастырей. В документах 1705 года он показан среди бояр, которые живут в своих деревнях. Вернулись из почетной ссылки и другие братья, но в государственных делах также не участвовали. Поместья Лопухиных были отобраны, но их родовые вотчины остались во владении рода, что сохранило Лопухиных среди крупнейших русских землевладельцев, а это, в свою очередь, стало залогом их довольно скорого возвращения в государственную и общественную жизнь.
Но разгромом 1695-1698 годов гонения на род Лопухиных не закончились – эта фамилия дорого заплатила за свою близость к российскому престолу. Позже были новые опалы, и пытки, и казни, и не только со стороны Царя Петра Алексеевича, но и во время царствования его дочери Императрицы Елизаветы Петровны. Авраам Федорович Лопухин, младший брат опальной Царицы, не подвергался явным гонениям в первые десятилетия царствования Петра. Царь послал его за границу учиться морскому делу вместе с молодыми людьми знатнейших фамилий России. По возвращении он успешно служил, хоть и не на флоте - к любимым Петром кораблям его не допустили. Конец же брата Царицы был страшен. Мученичество его приходится на позднее время Петрова царствования. Авраам Федорович, несмотря на строгие запреты, поддерживал связь со своей сестрой Царицей Евдокией Федоровной, близок он был и к своему племяннику Царевичу Алексею. О том, что брат бывшей Царицы переписывается с нею, Царь, видимо, не знал, но о том, что он проводит много времени с Царевичем, ему было известно. О «зловредности» разговоров дяди и племянника Царю Петру донесли еще в 1708 году, но он оставил донос без последствий - то ли счел дело мелким, недостойным внимания, то ли было недосуг, война с Карлом XII Шведским была в разгаре, и Полтавская баталия еще предстояла. Положение стало меняться, когда в 1716 году Царевич Алексей бежал из России к Австрийскому Цесарю. За ним было наряжено посольство во главе с Петром Андреевичем Толстым, и наивный Царевич попался в расставленные отцом сети. Когда Толстой привез несчастного в Россию, началось следствие, которое выявило среди других и роль Авраама Федоровича в побеге Наследника престола: он знал о нем, но не донес... Известно стало и об участии этого Лопухина в группе недовольных политическим курсом Царя Петра Алексеевича. В 1718 году Авраама Федоровича несколько раз пытали, а осенью Правительствующий Сенат объявил и приговор - смертная казнь колесованием... Совершилась она 8 декабря 1718 года в Санкт-Петербурге, новой молодой столице России. Отрубленную голову Царицына младшего брата насадили на длинный железный прут, позаимствованный для этого случая в Адмиралтействе, и выставили ее для всеобщего обозрения на многолюдной площади Съестного рынка. А изломанное тело было оставлено на позорном колесе, где оно еще несколько месяцев наводило ужас на петербуржцев, как напоминание о том, что ждет Царских ослушников и Государевых преступников.
Тогда, в связи с «делом Царевича», пострадал не один Авраам Федорович. Взяли под стражу и подвергли «пытошному дознанию» его сестру княгиню Анастасию Федоровну Троекурову, урожденную Лопухину. Был сослан в Кольский острог Степан Иванович Лопухин. Не пощадил Царь Петр и бывшую жену свою - сведенная с престола Царица была привезена в Москву из монастыря и тоже была мучена в «Преображенской пытошной избе». А потом царь Петр насильно постриг ее в монахини, о чем свидетельствует народная песня “Пострижение царицы”, записанная от стариков в нижегородской губернии:

У нас в Москве нездорово -
В большой колокол звонят заунывно,
Заунывно и печально:
Государь Царь на Царицу прогневался,
Высылает Царь Царицу из Москвы вон -
И в тот ли монастырь во Покровской.
Как возговорит Царица Евдокия:
«Где мои конюхи молодые!
Вы закладывайте коней вороных,
Вы поедете Москвою - не спешите,
Вы московских людей не смешите,
Что и может Государь Царь умилиться,
Не прикажет ли мне воротиться».
Однако Царь не воротил Царицу с дороги...
Приезжала Государыня в Суздаль,
Что и в тот ли монастырь во Покровский,
И встречает Государыню игуменья с сестрами
Надевают на Царицу черное платье,
Черное платье печальное,
Да и вскоре Государыню постригли,

Значение слова ЛОПУХИНЫ в Краткой биографической энциклопедии

ЛОПУХИНЫ

Лопухины - русский княжеский и дворянский род, происходящий, по преданию, от касожского князя Редеди, потомок которого, Василий Варфоломеевич Глебов, прозванный Лопуха, был родоначальником Лопухиных. Никита Васильевич Лопухин был воеводою в Боровске, сын его Авраам (умер в 1685 г.) - думным дьяком, потом думным дворянином. Илларион Димитриевич Лопухин (умер в 1671 г.) был потом думным дьяком и одним из царских полномочных в Батурине для присоединения Малороссии, позже - думным дворянином и вторым судьею казанского дворца. Из сыновей Авраама Никитича четверо были боярами; один из них, Федор, прозванный Ларионом (умер в 1713 г.), был отцом Евдокии Федоровны, первой супруги Петра Великого. Степан Васильевич Лопухин, двоюродный брат царицы Евдокии, воспитывался в Лондоне и был губернатором в Астрахани (1742); Василий Абрамович, племянник царицы Евдокии Федоровны, участвовал в войнах с Турцией, Швецией и Пруссией; в 1757 г. смертельно ранен в сражении при Гросс-Егернсдорфе. Владимир Иванович (1705 - 1797), служил во флоте и в армии, участвовал в войнах с Польшей и Турцией. О сыне его Иване Владимировиче Лопухине см. выше. Петр Васильевич (1744 - 1827), бывший при Екатерине II генерал-губернатором ярославским и вологодским, при Павле I генерал-прокурором, при Александре I - министром юстиции (1803 - 1810), председателем государственного совета и комитета министров, в 1799 г. возведен был в княжеское достоинство с титулом светлости. Дочь его, Анна Петровна (1777 - 1805), камер-фрейлина и кавалерственная дама, способствовавшая возвышению отца, пользовалась расположением Павла I. Сын его, Павел Петрович Лопухин (1788 - 1873), принимал участие в кампании 1812 г. Со смертью его род князей Лопухиных пресекся; фамилия их и титул, с 1873 г., перешли в род Демидовых. Род Лопухиных внесен в VI часть родословных книг Владимирской, Киевской, Московской, Новгородской, Орловской, Псковской, Тверской и Тульской губерний.

Краткая биографическая энциклопедия. 2012

Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое ЛОПУХИНЫ в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:

• ЛОПУХИНЫ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
  княжеский и дворянский род, происходящий от легендарного касожского кн. Редеди, потомок которого, Василий Варфоломеевич Глебов, прозванный Лопуха, был родоначальником Л. …
• ЛОПУХИНЫ в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
  ? княжеский и дворянский род, происходящий от легендарного касожского князя Редеди, потомок которого, Василий Варфоломеевич Глебов, прозванный Лопуха, был родоначальником …
• ТВЕРСКОЙ ИОАННО-ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ ХРАМ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Храм во имя святого Иоанна Предтечи в городе Тверь. Адрес: г. Тверь, Беляковский (до …

Вид на усадьбу со стороны пруда

Бывшую усадьбу Алтуфьево я посетила в один из первых моих теперь уже нередких визитов в Москву. «Наводку» я получила в книге «Венок московских усадеб» Т.В. Муравьевой, которую тоже приобрела одной из первых, купленных в Москве.

Теперь я нередко проезжаю мимо усадьбы, добираясь на такси из Шереметьево до места своей обычной остановки в Первопрестольной. Правда, на съезде с МКАД-а на Алтуфьевское шоссе дом не виден, вы можете видеть только церковь и бывший усадебный пруд. И все-таки теперь, каждый раз, проезжая мимо, я вспоминаю ажурную постройку, притаившуюся где-то там среди ветвей.

Архитектура дома очень необычна, учитывая, что он был построен задолго до распространения моды на "русский стиль"

Небольшой симпатичный домик в глубине немного запущенного сада на момент моего визита местами ремонтировали, однако, к счастью для меня (и, может быть, для домика), он не был обнесен лесами, поэтому получилось осмотреть его в деталях и сделать вполне сносные фотографии. Материал этот «пылился» невостребованным с лета, и вот сейчас я решила за него взяться. Я обнаружила (О, ужас! О чем же я буду писать?!), весьма подробный и, надо сказать, очень интересный рассказ об усадьбе и ее истории у уважаемого Михаила Коробко ( lugerovski ). Переписывать его я не стану, не хорошо это как-то, просто рекомендую вам почитать первоисточник, ссылку дам в конце.

Цветник в усадьбе

Сама же я решила написать о том, что заинтересовало меня при изучении разных источников об истории усадьбы.
В документах усадьба упоминается с 16 века. Усадебный дом за это время несколько раз перестраивался и менял свой вид. К этому вопросу мы вернемся позднее, а сейчас обратимся к именам некоторых хозяев усадьбы. Ниже приведен неполный список последовательных владельцев Алтуфьева, о которых довольно подробно рассказывает Михаил Коробко, я их только перечислю:

Неупокой Дмитриевич Мякишев - первый «задокументированный» хозяин,
Архип и Иван Федоровичи Акинфовы
Никита Иванович Акинфов;
Николай Канбарович Акинфов (внук Николая Ивановича)
Юрий Николаевич Акинфов
Иван Иванович Вельяминов
Матвей Федорович Апраксин
Наталья Федоровна Брюс-Колычева
Андрей Андреевич Риндер
Степан Борисович Куракин
Дмитрий Иванович Приклонский
Николай Артемьевич Жеребцов
Глафира Ивановна Алфеева
…еще несколько хозяев
Георгий Мартынович Лианозов.

Практически за каждым именем - интересная история, которой можно было бы посвятить отдельный рассказ, я же хочу коснуться темы, косвенно объединяющей две из указанных фамилий; и тема эта - Петр Первый.

Меня заинтересовал Николай Акинфиев и его, прямо скажем, не особенно удачная судьба. Он был женат на Ксении (Аксинье) Авраамовне Лопухиной, тетке Евдокии Лопухиной, царицы, супруге Петра Первого. В литературе о петровском времени и даже в кино («Петр Первый» Герасимова, например), да и во многих исторических и псевдоисторических документах нередко при упоминании фамилии Лопухиных употребляется нелестное определение «захудалый род». Это довольно странно, так как род достаточно старинный, ведущий свое начало от косожского князя Редеди, убитого в 11 веке Мстиславом Храбрым (помните, я о них писала в посте о ). Убить-то он его убил, да затем дочь свою за сына Редеди выдал; помириться, видать, решил с косогами. Вот с тех времен и ведут свою родословную Лопухины. (Представляете - ныне живущие Лопухины относятся к 27 колену!). При дворе представители рода состояли с незапамятных времен - и при Иване Калите был боярин Лопухин, и при Шуйском, а особенно возвысились при первых Романовых. Правда, при папеньке Петра Первого Лопухины порядком «поистаскались» - Авраам Никитич Лопухин поначалу был всего лишь «жильцом», а это был придворный чин не самый высокий. Сын его, родитель Евдокии, Илларион Авраамович изначально был окольничим - чин завидный, но пока не боярский. Уже породнившись с царем, семейство достигло самых вершин придворной иерархии. Плодовиты Лопухины были невероятно - даже Евдокия успела родить Петру трех сыновей, хотя прожили вместе они совсем недолго (два сына умерли в младенчестве, оставшийся, как известно, плохо кончил). Не знаю, свидетельствует ли о чем-то такая фамильная плодовитость - является ли она проявлением необычайного наследственного темперамента и энергичности, однако накоплению богатств она, по всей видимости, не особенно способствовала: попробуй прокорми толпу ребятишек! У отца Евдокии Иллариона (переименованного позже в Федора) Авраамовича было 5 братьев и 3 сестры. Вот на одной из сестер и был женат Никита Акинфов.
В корыстолюбии и прагматизме его нельзя обвинить - женившись на Ксении (а это был уже второй его брак), он и не предполагал, что представители царственного дома будут когда-нибудь его родственниками - свадьба состоялась в 1672 году, в год рождения Петра Первого, его будущей жене Дунечке на тот момент было всего 3 года. От царского брака Акинфов, скорее, прогадал, чем выиграл. Варил бы Акинфов со своей супружницей варенье в загородном доме, играл бы с внуками-правнуками и горя не знал, не стань он без всякого своего влияния на происходящее родственником неугомонного Петра Алексеевича!

Дом я застала в состоянии ремонта

А что же Лопухины? К концу царствования Алексея Михайловича Лопухины занимали уже довольно высокое положение - Илларион Авраамович был дворецким царицы Натальи Кирилловны, а в честь рождения царевича его наконец-то повысили до думного боярина. Наталья Кирилловна, ежедневно общавшаяся с Лопухиным и, вероятнее всего, знавшая его семью, приметила симпатичную дочь своего дворецкого и выбрала ее в качестве невесты юному сыну. С мамами тогда по подобным вопросам не дискутировали, Петр покорно согласился на брак.

Наталья Кирилловна, принадлежавшая к еще одному многочисленному семейству спорной знатности, была дамой, возможно, не самой умной, но уж точно не была простушкой - Нарышкины всегда отличались искушенностью в интригах и прагматизмом. Выбрав Лопухину, она преследовала несколько целей: во-первых, на тот момент самого своего накала достигло противостояние с ещё правившей Софьей. Брак с представительницей многочисленного семейства привлекал гурьбу новых родственников в качестве сторонников «нарышкинской» группировки. К слову, здесь Наталья Кирилловна не прогадала - дядя Евдокии Петр Авраамович одним из первых привел свои полки к Троице, когда Петру и его молодой жене понадобилась защита (это не помешало племяннику позже казнить родственника). Вторая причина, пожалуй, самая важная, заключалась в желании вдовой царицы поскорее получить наследников от своего сына. Царь-пасынок, соправитель Петра, Иван Алексеевич уже был женат, его жена ждала ребенка - это была серьезная угроза в случае продолжающейся грызни за престол. Третья причина тоже была немаловажна для царицы - она опасалась, что Петр совершенно «онемечится» из-за своих частых визитов на Кукуй, которые ее раздражали. Женив его на Евдокии, воспитанной на патриархальных устоях, она рассчитывала отвадить сына от «бесовской» слободы с ее развеселыми общительными фройляйн и бесконечными пьянками. Практически сразу после свадьбы шумная толпа проголодавшихся Лопухиных, прозябавших ранее на второстепенных ролях, кинулась к державной кормушке. Видимо, среди знати бесцеремонная родня молодой царицы была не особенно популярна. Как писал о них князь Куракин «… люди злые, скупые ябедники, умов самых низких и не знающие нимало в обхождении дворовом… И того к часу все их возненавидели и стали рассуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы и все им зла искали или опасность от них имели».

Петр Первый. Гравюра неизвестного художника (мне кажется, Петр здесь выглядит озадаченным и даже немного испуганным)

Особенно «сытные куски» от царского стола достались представителям семейства уже после окончательного воцарения Петра, все дядья получили боярство, посты и земли, однако праздник на их улице продолжался недолго. Первыми жертвами пали представители семейства в борьбе за власть со своими же бывшими соратниками, сторонниками Петра в борьбе с Софьей. В 1695 году, через 6 лет после свадьбы Петра, дядя царя Лев Кириллович Нарышкин, еще один знатный интриган, написал донос на дядю царицы, уже упоминавшегося Петра Авраамовича Лопухина - ну, не дружили между собой дяди! О чем писалось в доносе, неизвестно, однако это вызвало гнев царя. По его указу Лопухина пытали, после чего он на следующий день умер. К тому времени в отношениях Петра и Евдокии уже наступило охлаждение, поэтому с родственниками царицы вспыльчивый монарх особо не церемонился.

Через два года после смерти Петра Авраамовича (был он, к слову, Петром-Большим и прозвище носил Лапка, был еще и Малый) в 1697 году в связи с делом Циклера-Соковина Петр заподозрил оставшихся дядьев царицы в неблагонадежности и сослал их отдаленные губернии: тестя своего Федора Авраамовича - воеводой в Тотьму; Василья Авраамовича - в Саранск; Кузьму Авраамовича - в Шаронду, Сергея Авраамовича — в Вязьму. Уже тогда царь задумал отправить Евдокию Федоровну в монастырь, что и сделал через год. В том же году погиб Петр Авраамович Меньшой Лопухин, еще один дядя царицы. Он повторил трагический путь своего старшего брата-тезки - умер под пыткой. На него Петр «взъелся» из-за жалобы священников Архангельского собора, которые передали царю челобитную. Вообще-то, жаловались не на самого Лопухина, а на его управляющего, дескать "убивает до смерти ее (Соборной церкви) крестьян, а суда на него нет". Кто там кого на самом деле убивал, не ясно, но Петр Авраамович за это своей жизнью поплатился.

Очевидно, что падение Лопухиных было связано с опалой царицы, однако некоторые члены семейства пока еще оставались при дворе. Правда, в основном, это были весьма дальние ее родственники. Среди царских стольников при Петре в родословной Лопухиных значатся Алексей Андреевич, Степан Иванович, Федор Леонтьевич, Федор Кузьмич, Иван Петрович Лопухины.

Очередной удар настиг семью в 1718 году в связи с «делом царевича Алексея».
Петр уже больше 20 лет не виделся с бывшей женой, однако с сыном он общаться пытался. Я не буду пересказывать историю взаимоотношений Петра с сыном, она, с одной стороны, хорошо всем известна, с другой, в ней много неясностей. Выскажу только свое отношение к этой истории, свое мнение.

Петр стал отцом в 18 лет. Даже для того века, когда мужчины мужали рано, это весьма молодой возраст для отцовства - Петра на тот момент интересовали только флотские забавы и вечеринки в Кукуйской слободе. С самого рождения ребенка Петр практически не общался с ним - это было не принято, да и, судя по всему, для Петра не интересно. В 8 лет Алексея забрали у матери, его окружали чужие и нередко враждебные люди. Во время редких встреч царевича мог только ужасать взрывной отцовский характер, его нервный тик, исполинский рост, его раскатистый бас, его непомерные и часто непонятные для царевича требования. Нередко царевич был бит отцом и иногда даже его приближенными (в частности, Меншиков, которому одно время поручено было воспитывать царского сына, бил его даже в присутствии Петра). Судя по документам, Алексей хоть и был образован, однако образование его было несистематическим и однобоким; молодого человека рано приучили выпивать. Он много читал, однако это были в основном духовные книги. Механика, флот, военные науки его, в отличие от отца, не интересовали, а скорее отталкивали. Царевич рос нервным, замкнутым юношей, смертельно боящимся и не любившим отца. Причем нелюбовь эта однозначно была взаимной. Похоже, никаких отеческих чувств к нелюбимому сыну от нелюбимой женщины Петр не испытывал. Его попытки сделать Алексея своим единомышленником и соратником объясняются не отцовской любовью, а долгом - царю нужен был наследник, которому со временем можно было передать престол и доверить продолжение начатых великих дел. Уже повзрослев, Алексей продолжал избегать встреч с отцом, старался придумать любой повод, чтобы быть от него подальше. Царя это раздражало и рождало неприятные подозрения - царевич уже в «престольном» возрасте, недовольных политикой Петра масса, Алексей легко может стать орудием в их руках. Начав расследование по делу царевича, Петр, думаю, был поражен масштабами недовольства приближенных - в списке подозреваемых фигурировали фамилии придворных первого круга, самых близких, которым царь доверял. Расправа, как вы знаете, была ужасной. Царевич, ставший опасным соперником, был обречен, тем более, что у царя уже был другой наследник - сын Екатерины царевич Петр Петрович.

Царевич Алексей (Б.К.Франке)

Я не нашла достоверных документов, подтверждающих то, что Алексей был достойным сыном и наследником - личность его выглядит жалко и не всегда приглядно. Я, однако, не оправдываю Петра - он был плохим отцом для Алексея, так уж получилось. Плохих отцов и сейчас немало: многие мужчины, сгоряча женившись по молодости лет, бросают в последствии своих жен с маленькими детьми для того, чтобы больше никогда о них не вспомнить. Через много лет окружающие могут случайно узнать, что у уважаемого всеми Ивана Ивановича где-то есть сын от первого брака, которого он никогда не видел. Вспомните, наверняка и у вас есть такие знакомые. Наверное, и вы в свое время удивились: «Ай-яй-яй! А ведь он - признанный всеми авторитетный научный работник!» (генерал, кинолог, артист, директор, царь и т.д., - я же не знаю, кем работает ваш знакомый).

Вернемся к опальным Лопухиным. Они, конечно же, поддерживали Алексея и тайно надеялись на возвращение из ссылки его матери Евдокии. Причем, совершенно ясно было, что при жизни Петра это неосуществимо. Желать царю долгих лет жизни у них не было ни малейшего повода - один за другим члены семьи попадали в опалу или гибли на плахе, никто не хотел быть следующим. Кроме того, их родственница, бывшая царица, законная жена царя, была оскорблена и изгнана.
Царь отказал бывшей жене в содержании, поддерживали Евдокию в монастыре Лопухины, притом поддерживали весьма осязаемо - при обыске среди ее вещей нашли богатые мирские платья, дорогую утварь, меха и драгоценности. Лопухины инициировали поддержание тайной переписки между матерью и сыном, их же стараниями была устроена их единственная встреча. Правда, о встрече этой сразу донесли Петру, и он обрушил свой гнев на царевича, после чего Алексей так перепугался, что от дальнейших свиданий и даже от переписки с матерью отказался.

Подготовка к казни колесованием

А еще семейство роптало и шушукалось. Вот за этот ропот и шушуканье, по большому счету, и пострадали участники «заговора царевича Алексея». Они не собирались убивать царя, они только желали ему смерти, а это, по законам того времени, было таким же преступлением, как и фактический заговор.

Больше всего пострадал брат царицы Авраам Федорович Лопухин. Его несколько раз пытали, а затем казнили. Его причастность выяснили, найдя его переписку с сестрой. На самом деле, виноват он был только в том, что, к несчастью своему, оказался сердобольным братом - больше всех всячески поддерживал сестру, рассказывал ей в письмах новости, беспокоился о племяннике. Узнав о бегстве царевича, он, не будучи причастным к нему, неосторожно обсуждал с другими подозреваемыми положение царевича и радовался по поводу его спасения.
Другого участника заговора Александра Кикина колесовали.
Пострадали и другие Лопухины.

Сестра Евдокии Анастасия Федоровна во время дознания подверглась пыткам. Еще один Лопухин, Степан Иванович, проходящий по делу царевича, был сослан в на вечное проживание в Кольский острог. Илларион Семенович Лопухин был отправлен в Соловецкий монастырь.

Что касается Никиты Акинфова, супруга Ксении Авраамовны, тетки царицы, не ясна степень его участия в заговоре. Я не нашла информации, была ли причастна и наказана сама Ксения, а вот супруга ее насильно постригли в Кирилло-Белозерский монастырь, причем произошло это уже в 1721 году, через 5 лет после начала следствия. Похоже, он сам фигурировал в деле. Вообще, о нем очень мало информации. Известно, что был он окольничим и владел, помимо Алтуфьево, еще несколькими селениями: селами Сергиевым, Комягиным и др.

Еще большую причастность к делу царевича обнаружил сын Ксении и Никиты - парень со странным именем Канбар. Он был стольником и уездным советником (ландратом). Его под пыткой выдал Авраам Лопухин, и арест Канбара состоялся уже после казни Авраама. Видимо, Петр уже немного успокоился - как-никак следствие было практически закончено, поэтому наказание было уже более мягким. Канбара Акинфова даже поначалу не пытали, так, только попугали чуток - заставили раздеться и постоять возле дыбы, а затем отпустили в камеру и приказали написать все, что знает. Правда, впоследствии 15 ударов он все-таки получил. После следствия ему вынесли приговор - бить кнутом и сослать в Сибирь в 1718 году. Петр в последний момент избиение отменил, и Канбар отправился в ссылку не битым. По видимому, из ссылки он не вернулся, так как земли свои отец его Никита Иванович оставил не ему, а внуку Николаю. Ему же досталось Алтуфьево. Изначально все имения Никиты Акинфова были отчуждены в казну, однако позднее Петр позволить передать их в наследство тому, на кого укажет ссыльный. Никита Иванович, теперь уже монах Иоаникий, указал на внука, так как сын тоже был в ссылке. Правда, была еще и дочь, муж которой судился потом с племянником за право наследования.

Вот такие вихри и ураганы истории кружились когда-то над скромной усадьбой.
А историю о второй фамилии, связанной с Петром Первым, я расскажу

Ее красота была столь ослепительной, что, как гласит народная легенда, когда солдатам приказали ее расстрелять, те из боязни обольщения, палили в нее зажмурившись, не смея даже взглянуть ей в лицо. Эти сведения не вполне точны, хотя казнь действительно имела место. На самом деле, никто не стрелял, не щурился, не опускал очи долу. Напротив, жадная до зрелищ толпа, запрудившая 29 августа 1743 года Васильевский остров, глядела во все глаза и на эшафот, сколоченный наскоро из грязных досок, и на грозных, с лицами, как вымя, заплечных дел мастеров, и на внушительных размеров колокол, возвещавший о начале экзекуции. После чтения “милостивейшего” монаршего указа, приговорившего ее к битью кнутом, вырезыванию языка, конфискации имущества и ссылке в Сибирь, к ней подошел палач, грубо сорвал мантилью и разорвал рубашку. Она заплакала, тщетно стараясь вырвать платье, дабы прикрыть им наготу. Тут один из экзекуторов властно схватил ее за руки, повернулся и вскинул себе на спину, в то время как другой наносил жертве один за другим жестокие свистящие удары кнутом - один, два, три. После этого к обессиленной женщине приблизился новый палач не то с клещами, не то с ножом в руке. Разжав несчастной челюсти, он просунул в рот инструмент и стремительным движением вырвал оттуда большую часть языка.

Кому надо язык? - кричал он со смехом, обращаясь к народу, - Купите, дешево продам!..

Чем же навлекла на себя монарший гнев эта женщина, Наталья Федоровна Лопухина (урожденная Балк) (1699-1763), с которой расправились, как с закоренелой государственной преступницей? Ответ на вопрос дает вся ее жизнь, а потому обратимся сперва к родословной нашей героини. По матери Наталья происходила из печально знаменитого в российской истории семейства Монсов, от которого и наследовала свою замечательную красоту. Ее родная тетя, обворожительная Анна Монс, как мы уже писали, была в течение десяти лет предметом любви самого Петра Великого, а дядя, красавец и щеголь Виллим Монс, вскружил голову императрице Екатерине Алексеевне. Впрочем, они жестоко пострадали от взбалмошного царя; досталось и матери Натальи - Матрене Монс (Балк), которую за потворство брату прилюдно выпороли плетью, а затем выслали вон из столицы (и это несмотря на то, что она одно время была тоже наложницей Петра). Так что у Натальи Федоровны, как у отпрыска опального семейства, были резоны для стойкой ненависти к царю-преобразователю.

Непросто сложились отношения с Петром I и у мужа Натальи, Степана Васильевича Лопухина, приходившегося кузеном первой постылой жене Петра - Евдокии Лопухиной, заточенной царем в монастырь под “крепкий караул”. Это Петр, вопреки декларируемому им указу не принуждать молодых к женитьбе, буквально настоял на браке Натальи со Степаном, хотя те открыто признавали, что не испытывают друг к другу ни малейшего влечения. Степан Лопухин говорил впоследствии:

“Петр Великий принудил нас вступить в брак; я знал, что она ненавидит меня, и был к ней совершенно равнодушен, несмотря на ее красоту”.

Однако в первый же год их брака в России разразился процесс над царевичем Алексеем, в ходе которого сложил голову на плахе брат томившейся в монастыре Евдокии, Абрам Федорович Лопухин; другие же представители рода оказались в далекой сибирской ссылке.

Пострадала и молодая супружеская чета. Современный историк Леонид Левин объяснил причину гонений на Степана: “Известен эпизод, происшедший в 1719 году, в церкви при отпевании сына Петра I от второй жены Петра Петровича, горячо любимого отцом; стоя у гроба ребенка, Лопухин демонстративно рассмеялся и громко сказал, что “свеча не угасла”, намекая на единственного потомка Петра по мужской линии - Петра Алексеевича - сына казненного Алексея”.

За столь дерзкий поступок Степан был отдан под суд, бит батогами и сослан вместе с молодой женой к Белому морю, в Колу. Но перед ссылкой ему удалось поквитаться с доносчиком, подьячим Кудряшовым, и нещадно отлупцевать его. Горяч нравом и буен был Лопухин, отличаясь и недюжинной физической силой. Попав в Колу, он буквально затерроризировал всю охрану - избивал солдат, а “сержанта бил по голове дубиною и оную дубину об его, сержанта, голову сломал”. Стража отправляла в столицу одну за другой жалобы: “Так бил и увечил солдат, что многие чуть не померли”; “даже ангел Божий с ним не уживется, а если дать ему волю, то в тюрьме за полгода не останется никого”. Он, как и Наталья, костерил Петра I, так сурово расправившегося с его родней. Вездесущая Тайная канцелярия распорядилась вновь бить строптивого арестанта батогами, но тот все не унимался.

Наконец, пришла долгожданная воля, и чета Лопухиных поселилась в Москве, а с воцарением Петра II (той самой “не угасшей свечи”) они, как и другие их родичи, были возвращены ко Двору. Особым почетом была окружена “государыня-бабушка” юного императора - Евдокия Лопухина, с которой был дружен Степан.

Обласканы были Лопухины и при императрице Анне Иоанновне: им даровали богатые вотчины;

Степан получил генеральский чин, а Наталья стала одной из самых заметных статс-дам Двора ее величества, выделяясь отчаянным щегольством. Вот как описывает ее приготовления к выходу в свет Валентин Пикуль: “Датской водою, на огурцах настоянной, омыла себе белые груди. Подскочили тут девки с платками и стали груди ей вытирать. Майским молоком от черной коровы вымыла Наташка лицо - ради белизны (и без того белое). Для легкости шага натерла миндалем горьким пятки: танцевать предстоит изрядно. В разрез груди она вклеила мушку - кораблик с парусом. Достала другую - сердечком, и - на лоб ее! Для обозначения томности сладострастной подвела на висках голубые стрелки, поняла, что для любви готова”. Лопухина слыла эталоном красоты, законодательницей придворных мод и пользовалась в обществе оглушительным успехом. Вдобавок к неотразимой красоте, главною прелестью которой были темные и томные глаза, она была умна и образованна. Ее биограф, историк и литератор XIX века Дмитрий Бантыш-Каменский восторженно писал: “Толпа вздыхателей постоянно окружала красавицу Наталью, - с кем танцевала она, кого удостаивала разговором, тот считал себя счастливейшим из смертных. Где не было ее, там царствовало принужденное веселье; появлялась она - радость одушевляла общество;.. .красавицы замечали пристально, какое платье украшала она, чтобы хотя нарядом походить на нее”.

До нас дошел любопытный документ. Это реестр портного, некоего Ягана Г илдебранта, о сделанной, но не оплаченной работе для Лопухиной. Здесь красавице предъявлен счет: “За работы фиолетовой самары и за приклад к оной костей, шелку и крашенину - 3 р.; за работу шнурования - 4 р.; за работу фижбенной юбки и за прикад ко оной костей - 4 р.; за работу зделанной обяринновой самары и за приклад ко оной костей и шелку; за работу померанцавого цвету грезетовой самары и за приклад ко оной и шелку.”. Не будем останавливаться на упомянутых здесь конкретных деталях одежды того времени. Отметим лишь, что самара (или контуш) - это, как пишут историки костюма, “дитя галантного века. широкая одежда с декольте, без талии, падающая свободными складками до пола;.к ней приделали лиф, который, хотя и обрисовывал бюст, но только спереди”; а фижбенной называлась юбка с вшитыми в нее костями или китовым усом. Что же касается окраски платья, то наша щеголиха предпочитала, как видно, броские цвета, хотя ей уже давно перевалило за тридцать.

При Дворе императрицы блистала и другая необыкновенная красавица - дочь Петра I, цесаревна Елизавета. По описанию жены английского посланника леди Джейн Вигор (Рондо), у нее были превосходные каштановые волосы, выразительные голубые глаза, здоровые зубы и очаровательные уста. Она обладала внешним лоском: превосходно говорила по-французски, изящно танцевала, всегда была весела и занимательна в разговорах. К тому же Елизавета была на десять лет моложе Натальи.

Поклонники красоты разделились на два лагеря - одни отдавали пальму первенства Наталье, другие - Елизавете. В числе последних был китайский посол: когда его в 1734 году спросили, кто самая прелестная женщина при дворе, он прямо указал на Елизавету. Впрочем, у Лопухиной, загубившей, как говорит современник, “немало сердец”, приверженцев было куда больше. Не станем уподобляться мифическому Парису, взявшемуся судить, которая из красавиц лучше. Подчеркнем лишь, что между дамами, стремившимися всячески перещеголять друг друга, существовало давнее соперничество. Соревнуясь с Елизаветой, как женщина с женщиной, Лопухина, проведав, в каком платье она собирается быть на куртаге или на балу, могла заказать себе такое же платье и появиться в нем в обществе, очень этим раздражая амбициозную цесаревну. Однако при Анне Иоанновне и, в особенности, позднее, при правительнице Анне Леопольдовне такие чувствительные для Елизаветы уколы не только сходили Наталье с рук, но и возбуждали насмешки над дщерью Петра, не пользовавшейся тогда особым весом и влиянием. Дополнительный стимул в этой щегольской баталии придавала Лопухиной ее ненависть к Петру, перешедшая и на его дочь. Думается, что и Елизавета с тех самых пор затаила на Наталью Федоровну острую обиду.

При всей своей внешней несхожести обе дамы были объектом пересудов. Наталью называли “пройдохой блудодейной”, столь же порицали и Елизавету за ее “рассеянную жизнь”. Не будем приводить имена фаворитов цесаревны, ибо не она - героиня нашего повествования. Что же касается Лопухиной, то, на наш взгляд, ее осуждали напрасно. Да, она не хранила супружескую верность. Но ведь ее брак с нелюбимым был обречен с самого начала. Это, кстати, понимал и Степан Лопухин - он вовсе не корил жену за измены, а в какой-то мере оправдывал ее, говоря: “К чему же мне смущаться связью ея с человеком, который ей нравится, тем более, что нужно отдать ей справедливость, она ведет себя так прилично, как только позволяет ей ее положение”.

Таким человеком стал для Натальи франтоватый обер-гофмаршал, граф Рейнгольд Густав Левенвольде. “Счастием обязан женщинам”, - говорили о нем. Но следует признать, долгая, проверенная годами бескорыстная связь с Лопухиной не прибавляла Рейнгольду ни титулов, ни регалий и объяснялась именно сердечной склонностью. И хотя его нельзя назвать верным любовником (поговаривали, что он держал дома целый сераль красавиц-черкешенок), граф был постоянен в отношениях с Натальей и открывал перед ней лучшие стороны своей натуры. Лопухина же ни на кого, кроме милого ей Левенвольде, и смотреть не могла!

Она полностью разделяла и его политические взгляды. А симпатии Левенвольде и, соответствено, Лопухиной были на стороне проавстрийской партии. Такой политической ориентации следовал Двор Анны Брауншвейгской, управляемый любившим оставаться в тени вице-канцлером Андреем Остерманом. Среди желанных гостей Двора был австрийский посланник Антонио Отто Ботта д’Адорно, к которому Наталья и Рейнгольд испытывали глубокое уважение.

Вообще, время императора Иоанна Антоновича и правившей за него регентши Анны Леопольдовны было золотым для семьи Лопухиных. Степан Васильевич занял видный пост генерал-кригс-комиссара. Блистала при Дворе и Наталья Федоровна. А их сына, Ивана Степановича, назначили камер -юнкером и приняли в интимный круг особо приближенных к правительнице. Он сошелся и с влиятельным фаворитом Анны Леопольдовны Карлом Морицем Линаром.

Но счастье Лопухиных рухнуло в одночасье 25 ноября 1741 года, когда в результате переворота, осуществленного гвардейцами Преображенского полка, к власти пришла Елизавета Петровна, и Брауншвейгское семейство было низложено и сослано. Первым делом новая императрица расправилась с ведущими сановниками предыдущего царствования. Трагичной была судьба и Левенвольде, сосланного на безвыездное житье в далекий Соликамск. Легла опала и на Лопухиных: поместья, дарованные Анной, были у них отняты. Лишился должности и был отставлен тем же чином, без всякого повышения и награды, Степан Васильевич; отчислили из камер-юнкеров Ивана Степановича (его перевели подполковником в армию, без назначения в полк); Наталья Федоровна, хотя продолжала оставаться статсдамою, чувствовала нерасположение к себе монархини.

Но более всего Лопухина была удручена положением ее возлюбленного Рейнгольда Густава, за которого страстно жаждала отмщения. И отомстила она Елизавете чисто по-женски. Несмотря на запрет являться на балы и во дворец в платье того же цвета, что у императрицы, своевольная статс-дама облачилась, как и прежде, в наряд не только того же цвета, но и того же покроя. Кроме того, она украсила прическу такой же, как у Елизаветы, розой. Это демонстративное неподчинение монаршему запрету было воспринято как неслыханная отчаянная дерзость - императрица заставила Наталью встать на колени и, вооружившись ножницами, срезала с ее головы розу и вдобавок отхлестала по щекам. Подобная выходка Лопухиной была для Елизаветы тем несноснее, что она, став самовластной императрицей, уже не терпела соперничество и похвалы чужой красоте. И кто, казалось бы, посмел бы конкурировать с этой венценосной щеголихой? А вот Наталья Федоровна посмела, желая отомстить за любимого! После названной сцены она вовсе перестала посещать балы во дворце (впоследствии ей припомнят и это: “самовольно во дворец не ездила.”).

Опасность, однако, подкралась к Лопухиным с другой, неожиданной стороны. Забегая вперед, скажем, что они стали одной из мишеней в борьбе придворных и политических партий, развернувшейся при Дворе императрицы. А началось все с того, что Наталья Федоровна, узнав, что на место ссылки Рейнгольда Густава, в далекий Соликамск, едет новый пристав, кирасирский поручик Яков Бергер, решила послать милому весточку. Она поручила сыну, Ивану, передать через Бергера свой поклон ссыльному: “Граф Левенвольде не забыт своими друзьями и не должен терять надежды, не замедлят наступить для него лучшие времена!”

Святая наивность! Нечистоплотный карьерист Бергер только и ждал оказии, чтобы возвыситься любой ценой, включая верноподданический донос. Он тут же заторопился к личному врачу Елизаветы, влиятельному Иоганну Герману Лестоку, которому и поведал в точности слова Лопухиной. Благодаря этому назначение Бергера в забытый Богом Соликамск было отменено. Он остался в Петербурге и получил указание выведать у Ивана Степановича, на чем это Лопухины основывают надежды, что участь Левенвольде изменится к лучшему. Бергер вместе с другим доносчиком, капитаном Матвеем Фалькенбергом, зазвали молодого Лопухина в трактир, крепко подпоили и стали жадно внимать его пьяным откровениям. Г орькая обида семьи на новую власть сразу выплеснулась наружу. “Г осударыня ездит в Царское Село и берет с собой дурных людей, - почти кричал хмельной Иван, - любит она чрезвычайно английское пиво. Ей не следовало быть наследницей на престоле; она ведь незаконнорожденная - родилась за три года до венчания своих родителей. Нынешние правители государственные - все дрянь, не то, что прежние - Остерман и Левенвольде; один Лесток только проворная каналья у государыни. Скоро, скоро будет перемена! Отец мой писал к моей матери, чтоб я никакой милости у нынешней государыни не искал”. Раззодоривая сильнее болтливого Лопухина, Фалькенберг как бы невзначай спросил: “Нет ли тут кого побольше?” И Иван бросил фразу, дорого

стоившую всему семейству Лопухиных: “Австрийский посол, маркиз Ботта, императору Иоанну верный слуга и доброжелатель”.

Узнав о разглагольствованиях младшего Лопухина, “проворная каналья” Лесток воодушевился. Воображение рисовало ему зловещую картину тотального заговора против Елизаветы, нити которого призван распутать он, преданный монархине лейб-медик. Что там Лопухины, когда врагом трона была птица поважнее - сам австрийский эмиссар Ботта! Впрочем, он тут же вспомнил, что Наталья приятельствует с Анной Гавриловной (урожденной Головкиной, по первому браку Ягужинской), женой Михаила Петровича Бестужева. А ее любимый брат Анны Г авриловны, Михаил Г аврилович Г оловкин, как и Левенвольде, был отправлен в сибирскую ссылку, следовательно, и Бестужева не жалует новую власть. При этом она, как и Лопухина, была дружна с австрийским маркизом. Но и Анна Г авриловна интересовала Лестока не сама по себе, а лишь поскольку приходилась снохой главному его сопернику при Дворе - вице-канцлеру Алексею Петровичу Бестужеву, который не поддерживал его франко-прусские симпатии, а твердо гнул свою политическую линию на альянс с Австрией. Таким образом, сверхзадача, которую поставил перед собой Лесток, была приплести к делу вице-канцлера, свалить его и тем самым упрочить свое влияние на императрицу.

А дальше все как будто шло по разработанному Лестоком плану. Первым схватили, бросили в застенок и с пристрастием допросили словоохотливого Ивана. На дыбе он во всем повинился и оговорил мать, что к ней в Москве приезжал маркиз Ботта и сказывал: Брауншвейгскому семейству будет оказана помощь. Под пыткой заговорила и Наталья Федоровна. Она признала, что маркиз Ботта не раз бывал у нее в доме и вел разговоры о судьбе августейшей семьи. “Слова, что до тех пор не успокоится, пока не поможет принцессе Анне, - отвечала Лопухина, - я от него слышала и на то ему говорила, чтоб они не заварили каши и в России беспокойств не делали. С графинею Анною Бестужевой мы разговор имели о словах Ботты, и она говорила, что у нее Ботта то же говорил”.

Анна Гавриловна Бестужева, так же пытанная, сказала: “Говаривала я не тайно: дай бог, когда бы их (Брауншвейгскую фамилию) в отечество отпустили”. Призвали в застенок и отличавшегося прямолинейностью Степана Васильевича Лопухина. Он не стал юлить, а сразу сознался: “Что ее величеством я недоволен и обижен, об этом с женою своею я говаривал и неудовольствие причитал такое, что. без награждения рангом отставлен; а чтоб принцессе [Анне Леопольдовне - Л.Б.] быть по- прежнему, желал я для того, что при ней мне будет лучше”. Подтвердил он и то, что Ботта нелестно отзывался о новой императрице и клеймил беспорядки нынешнего правления. К этому мифическому “заговору”, получившему в истории название “лопухинское дело”, были привлечены еще несколько человек - их также наказали за то, что они якобы знали о нем, но не донесли. По мысли Лестока, пружиной “заговора” должен был быть именно Ботта - лейб-медик прямо говорил допрашиваемым, что если они покажут на маркиза, их участь будет облегчена.

Однако, главная цель Лестока - устранить вице-канцлера Алексея Бестужева - с треском провалилась. Не пострадал даже его брат, Михаил Бестужев, женатый на “государственной преступнице” Анне Г авриловне. Она же, Анна Бестужева, не только не оговорила мужа, но полностью обелила его.

Русский Двор настаивал на примерном наказании Ботта, о чем Елизавета писала императрице Австро- Венгрии Марии-Терезии. Последняя некоторое время защищала своего эмиссара, но затем, не желая портить отношения с Россией, отправила его в Грац и в течение года держала там под караулом.

Расправа с русскими фигурантами дела была куда более жестокой. Генеральное собрание постановило: Степана, Наталью и Ивана Лопухиных, а также Анну Бестужеву “вырезав языки, колесовать, тела положить под колеса”. Однако Елизавета, поклявшаяся, что при ней в России не произойдет ни одной смертной казни, смягчила приговор и даровала им жизнь. Но какую жизнь!

Ссыльных развезли в отдаленнейшие уголки Сибири. Известно место поселения Анны Бестужевой - ее увезли в Якутск, за 8617 верст от Петербурга. Наталья Федоровна также оказалась в Якутии, в городишке Селенгинске. Там прожила она долгие двадцать лет. Лишенная языка, она не могла говорить и издавала беспомощное мычание, понять которое в состоянии были лишь близкие. Примечательно, что она, немка по национальности и лютеранка по вероисповеданию, будучи в ссылке, 21 июля 1757 года приняла православие. Что подвигло ее на это? Ведь русский Бог был так беспощадно строг к ней. Может быть, ее просветлили страдания, и она приняла их как спасение души, как высшую благодать.

С воцарением императора Петра III Лопухина получила прощение и возвратилась в Петербург. Дутое “лопухинское дело” было пересмотрено. Вот что писала о нем Екатерина II: “Все это сущая неправда. Ботта не составлял заговора, но он часто посещал дома госпож Лопухиной и Ягужинской; там говорили несколько несдержанно о Елизавете, эти речи были ей донесены; во всем этом деле, за исключением несдержанных разговоров, не видно и следа заговора; но то правда, что старались его найти, дабы погубить великого канцлера Бестужева, деверя графини Ягужинской, вышедшей вторым браком за брата великого канцлера».

В Петербурге Наталья Федоровна снова стала бывать в обществе. Но, резюмировал Дмитрий Бантыш - Каменский, “время и печаль изгладили с лица красоту, причинившую погибель Лопухиной”.

Биограф заключил, что Елизавета погубила Наталью из зависти к ее красоте. Одно бесспорно: дама, дерзнувшая соперничать с императрицей, вызвала у последней негодование и враждебность. А потому Елизавета Петровна была рада расправиться с ней, когда представился удобный случай.

Наталья Лопухина пережила свою обидчицу и оставила свет уже в царствование Екатерины II, 11 марта 1763 года, на 64 году жизни. В последние годы уже не завидовали ее красоте, не окружала ее и шумная толпа поклонников, и никто уже не верил, что эта увядшая немая старуха была когда-то соперницей самой императрицы.

Лев Бердников

Из книги «Русский галантный век в лицах и сюжетах», Т.1