Николай Александрович Бугров: биография. Благотворительность. Купец Бугров - история в фотографиях

Люди

Бугров Николай Александрович (3.05.1837–16.04.1911) – предприниматель, крупнейший благотворитель Нижнего Новгорода.

Николай Александрович Бугров. Фото 1890 года

Его дед Петр Бугров (1785–1859) родился в деревне Тоскуйки Нижегородской губернии в многодетной бедной семье. Отец умер, когда Петру было четыре года, поэтому зарабатывать на кусок хлеба ему пришлось с малых лет. Был пастухом, бурлаком, грузчиком, сопровождал баржи, сплавлявшие по Волге соль. В 16 лет нанялся на работу в деревню Попово, что в 16 км от Нижнего Новгорода. Там и женился. Экономя на всем, накопил денег и купил барку. Вскоре получил государственный подряд на перевозку соли и заработал на этом первый капитал. В 1829 году арендовал мельницы близ деревни Попово. Постоянно расширяя дело, Бугров стал крупным хлеботорговцем. В 1838 году 52-летний предприниматель переехал в Нижний Новгород и занялся строительным подрядом. Ему, как лучшему подрядчику, доверяли самые сложные работы – ремонт кремля и укрепление Волжского берега. Овдовев, Петр Бугров вернулся в деревню Попово. Он пережил супругу всего на три года.

Его сын Александр (1809–1883) унаследовал мукомольное производство, занимался поставкой соли и леса, строительством. Не раз выигрывал так называемый ярмарочный подряд по возведению торговых рядов на крупнейшей в России Нижегородской (Макарьевской) ярмарке. В начале 1870-х годов Бугров выкупил арендованные мельницы и установил на них паровые двигатели. В результате модернизации производство выросло, предприятия Бугрова заняли ведущие позиции в мукомольной промышленности Поволожья.

Будучи депутатом городской думы, в 1880 году Александр Бугров предложил устроить муниципальный ночлежный дом для людей, прибывавших в Нижний Новгород на заработки. Бугров начал строительство, но до открытия ночлежного дома не дожил, и дело завершил его сын Николай.

Николай Бугров владел Товариществом паровых механических мельниц и был предпринимателем всероссийского масштаба. Журналисты называли его хлебным королем. Личная жизнь Николая Бугрова складывалась драматично. Овдовев в третий раз и похоронив троих детей, к 36 годам он потерял интерес к роскоши, зажил бобылем, и «всю свою любовь и заботы перенес на бедный люд» (журнал «Златоструй», Нижний Новгород, 1911).

Купец пожертвовал на благотворительность около 10 млн руб. (точная сумма неизвестна, поскольку многие пожертвования Бугрова были тайными).

В 1883 году Николай Бугров достроил ночлежный дом на 900 человек и назвал его в память об отце «Ночлежный приют имени А.П. Бугрова». Строительство трехэтажного каменного здания по проекту архитектора Федора Фалина обошлось Бугровым в 75 тыс. руб. Чтобы содержание приюта не ложилось бременем на городской бюджет, Бугров купил в дар городу здание с торгово-складскими помещениями. Все доходы от арендной платы (8–10 тыс. руб. в год) шли на нужды ночлежного дома.

Ночлежный приют имени А.П. Бугрова в Нижнем Новгороде. Конец 1890-х годов. Фотограф Максим Дмитриев

В Бугровский ночлежный приют принимали людей без различия пола и возраста. Согласно статистике, здесь ночевали от 730 до 1260 человек в сутки. За пять копеек ночлежники получали тарелку щей, фунт (чуть меньше 0,5 кг) хлеба, чай. Заведение это описано Максимом Горьким в очерке «Н.А. Бугров». Писатель с благодарностью вспоминал, что он и мать не раз находили приют в ночлежном доме, когда перебивались поденщиной после разорения семьи. Здание сохранилось, ныне здесь находится Управление федеральной миграционной службы по Нижегородской области (ул. Рождественская, дом 2).

Ночлежники в ночлежном приюте имени А.П. Бугрова

В 1880 году Николай Бугров вместе с родственником Аристархом Блиновым создал в Саратове богадельню «для престарелых обоего пола лиц». Строительство заведения на 70 кроватей обошлось в 70 тыс. руб. А в 1887 году Бугров и купцы Николай и Аристарх Блиновы основали нижегородский Вдовий дом. Здесь предоставлялось жилье неимущим вдовам с малолетними детьми.

С 1893 по 1909 годы Бугров построил в Нижегородской губернии еще три богадельни – в деревнях Филипповке, Малиновке, в селе Городец. Здания отличались добротностью. Двухэтажный кирпичный дом богадельни в Филипповке содержался на проценты с капитала (80 тыс. руб.), внесенного Бугровым в банк. Постройка женской богадельни в Малиновке на 300 мест обошлось филантропу в 125 тыс. руб. Сейчас здесь санаторий «Филипповский». В Городце было построено два корпуса богадельни: на 22 кровати (для мужчин) и на 100 кроватей (для женщин). Ныне здания принадлежат педагогическому колледжу.

Попечителями всех богаделен являлись представители рода Бугровых: Николай, его младшая сестра Зиновея, племянники.

Богадельня в деревне Филипповка Семеновского уезда. Построена в 1894 году.
Фото из книги «Памяти Н.А. Бугрова» (Нижний Новгород, 1911)

Бугров финансировал школу для детей старообрядцев в деревне Попово, где в разные годы обучалось от 60 до 100 детей. В 1903 году он вложил 100 тыс. руб. в строительство двух новых двухэтажных кирпичных зданий, что позволило увеличить число учащихся до 300. И пожертвовал 50 тыс. руб. – на проценты с этого капитала школа содержалась.

Купец регулярно помогал и медицинским учреждениям. Современный нижегородский роддом № 1 – это бывший Мариинский бесплатный родильный дом, который был построен в 1884 году на пожертвования Бугрова и шести других предпринимателей Нижнего Новгорода.

Тогда же он дал деньги и на строительство больницы на станции Сейма Балахнинского уезда. Здесь находились его мукомольные предприятия. На содержание больницы филантроп ежегодно выделял по 5 тыс. руб. Больница обслуживала не только работников мукомольных фабрик, но и других жителей уезда, всего 17 тыс. человек. Вместе с купцами Мальцовыми он пожертвовал деньги на создание 40-местного санатория в Ессентуках «для бедных и неимущих чахоточных больных» (сейчас санаторий «Исток»).

Санаторий Бугрова и Мальцовых в Ессентуках

За благодеяния Николай Александрович Бугров избран городской думой почетным гражданином Нижнего Новгорода. Он состоял гласным (депутатом) бессменно в течение 32 лет. В 1904 году в центре города открылось новое здание для думы и управы на купленном Бугровым участке земли. Купец оплатил около 70 процентов стоимости строительства. Здание получило название Бугровский благотворительный корпус. Арендаторы – дума и управа, архивная комиссия, страховое общество, сиротский суд – были обязаны передавать плату за аренду на муниципальные благотворительные нужды, например, на заготовку дров для раздачи бедным горожанам.

Бугровский благотворительный корпус, где работала городская дума

Бугров являлся попечителем многих заведений, которым регулярно жертвовал деньги: Нижегородской губернской земской больницы, детского приюта имени графини Ольги Васильевны Кутайсовой, Кулибинского ремесленного училища. В память о своих предках ежегодно организовывал обеды для бедных. А по пятницам у крыльца своего дома устраивал раздачу нуждавшимся: каждому по два фунта (около 900 граммов) пшеничного хлеба и по серебряному гривеннику (10 коп.).

По предсмертному распоряжению Бугрова, из прибыли Товарищества паровых механических мельниц следовало отчислять ежегодно 50 процентов на благотворительность: 15 процентов на содержание опекаемых им при жизни заведений, 30 – на пособия крестьянам-погорельцам и бедным семействам, 5 – на пенсии и пособия лицам, служащим в Товариществе (в России не было государственной системы пенсионного обеспечения).

О кончине Николая Бугрова сообщалось в ведущих российских газетах «Русское слово», «Русские ведомости», «Новое время». В некрологе, опубликованном в старообрядческом журнале «Златоструй» (Нижний Новгород, 1911), его назвали «незабвенным благодетелем, кормителем сирых и вдовиц, утешителем в бедах сущим». Бугров был похоронен рядом с родителями в фамильной усыпальнице на старообрядческом кладбище в Нижнем Новгороде. В советское время кладбище было уничтожено, на его месте построены жилые дома.

В 1997 году к 160-летию со дня рождения Бугрова по инициативе горожан на стене Бугровского благотворительного корпуса установлена мемориальная доска. Здание признано памятником архитектуры федерального значения (сейчас здесь расположено отделение банка).

Для дальнейшего чтения
1. Памяти Николая Александровича Бугрова (оттиск из старообрядческого журнала «Златоструй»). Нижний Новгород, 1911.
2. Седов А.В. Кержаки. История трех поколений купцов Бугровых. Нижний Новгород, 2010.
3. Ульянова Г.Н. Практика благотворительности в губернском городе (на примере Нижнего Новгорода) // Ульянова. Г.Н. Благотворительность в Российской империи. XIX – начало XX века. М., 2005. С. 365–382.

Галина Ульянова

Богат был Николай Александрович, а в личной жизни несчастлив. Трижды заводил семью и трижды становился вдовцом. В первый раз он женился в 22 года на Евдокии Федоровне Рыбаковой из купеческого старообрядческого рода. Прожили в любви и согласии семь лет, появился сын-наследник, названный в честь деда Александром. Но в 1865 году семейная идиллия рухнула: погиб сын, а следом за ним умирает убитая горем мать. Через два года Николай Александрович женился вторично. На единоверке Федосии Васильевне Кутаковой. Она подарила ему двух дочек: Анну и Елизавету. И снова несчастье: спустя три года Федосия умирает, а вслед за ней умирают и обе девочки. Словно злой рок навис над бугровским родом. За единоверца встревожилась вся беглопоповская община. Третью жену сосватали Бугрову в Москве - из знатного московского купеческого рода Шепелёвых. Третье счастье оказалось еще короче: третья жена скончалась через год с небольшим в Москве, не успев даже перебраться в Нижний. И Николай Александрович в 36 лет снова остался вдовцом.

Больше он уже не женился. Старая вера, которой он строго придерживался, не дозволяла жениться больше трех раз. В чем причина этой почти мистической семейной драмы? Архивные документы на этот счет молчат. Того и гляди, поверишь в легенду, которую поведал родственник Бугровых из деревни Попово Е.И. Мясичев. Якобы жила в бугровском доме рачительная экономка Фёкла, которая отлично вела домашнее хозяйство, пользовалась полным доверием хозяев и была тайно и безответно влюблена в Николая Александровича. Вот и изводила всех его жен и детей.

Единственный источник реальных сведений об этой семейной драме - девять строчек в небольшом приложении к старообрядческому журналу «Златоструй», изданном в 1911 году вскоре после кончины Николая Александровича. Вот на этот источник и ссылаются все историки. Других материалов никому обнаружить не удалось. Ни одного имени из числа родни трех жен Бугрова-последнего не упоминается ни в одном из сохранившихся документов.

Богатый, здоровый 36-летний вдовец - это ли не заманчивая перспектива для одиноких женщин и родителей с дочками-невестами! Вот и смакуют до сих пор краеведы и экскурсоводы выдумки о бугровском блудодействе. Небольшая доля истины в этих слухах была. Тем более что «Блуд не грех, а испытание Божие», как гласила старообрядческая истина. Многие современники отмечали, что Бугров, действительно, был неравнодушен к женскому полу. Врач со станции Сейма вспоминал, что он «любил быть среди женщин, ухаживал за ними и считал особым удовольствием быть в их кругу». Так что любовницы у Н.А. Бугрова были. Одна из них, начетчица Городецкой богадельни, потом признавалась В.Т. Жаковой: «Он меня за волосы полюбил, говорил, что они у меня как золото». Но главной его внебрачной любовью была купеческая вдова Матрёна Дмитриевна Лукьянычева. Ей он подарил двухэтажный каменный дом на Ильинской улице (он и теперь там стоит под № 23).

ул. Ильинская, 23. Подавок Н.А. Бугрова Матрёне Лукьянычевой.

В 1909 году одолжил ей 20 тысяч, в 1910 году - 3 тысячи рублей.

Были у Николая Александровича и внебрачные дети, но документально известны только двое из них. Сын Дмитрий Анохин и дочь Стеша Лукьянычева. Оба жили и воспитывались в бугровском доме. Дед Александр Петрович, рассказывали, очень любил внука Диму. Сам отец души не чаял в дочке Стеше. Но фамилии они носили материнские, потому что усыновить или удочерить их, как детей внебрачных, Бугров не мог по религиозным мотивам. Стешу, дочку Матрены Дмитриевны Лукьянычевой, Николай Александрович мечтал выдать замуж за своего единственного племянника Макария Блинова. Но она эту партию отвергла. Николай Александрович принуждать ее не стал, сосватал за купца московского.

А вот отношения с внебрачным сыном у Н.А. Бугрова не сложились. Повзрослев, Дмитрий нарушил заповедь старообрядческой трезвости, стал пить и даже заболел белой горячкой. Старообрядцы тогда не очень доверяли официальной медицине, и Дмитрий был отправлен в Малиновский скит, где его лечили весьма сурово, «изгоняя бесов».

Малиновский скит.

Дело получило огласку. По приказу губернатора графа П.И. Кутайсова в 1878 году полицейский исправник Семеновского уезда провел дознание и доложил по начальству: «Крестьянин Балахнинского уезда Дмитрий Андриянов Анохин, 25-27 лет, есть незаконнорожденный сын купца Н.А. Бугрова. Он проживал и воспитывался в доме Бугровых с самого раннего возраста... Сам купец Н.А. Бугров почему-то чрезвычайно недолюбливает своего сына и при всякой возможности дает ему это чувствовать, назначая его по своей торговой части на самые худшие должности. Отец же его Александр Петрович, наоборот, любит Дмитрия Анохина и по возможности смягчает суровое обращение с ним его отца. Дмитрий, живя в доме Бугровых, влюбился в родную сестру жены своего отца и желает на ней жениться, но родственное отношение, хотя и незаконное, помешало исполнению его желания. Это-то обстоятельство и послужило к тому, что Дмитрий Анохин в конце масленицы сего года начал кутить, чем страдал и прежде лет пять тому назад... Его тогда сочли больным и увезли на Малиновский хутор, где над ним по раскольничьему обряду производили отчитывание разные старухи, во время чего Анохин был привязан в растянутом положении к деревянному кресту, отчего, по понятиям раскольников, нечистая сила оставляет болящего. Пробыв в этом положении около двух месяцев, он, Анохин, поправился и не хворал до настоящего года. В апреле сего года он снова захворал припадками бешенства, и в конце пасхальной недели был опять отправлен на Малиновский хутор купцов Блиновых, где у Бугрова имеется несколько своих домов. Первоначально Дмитрий Анохин был помещен в отдельную избу, где за ним ухаживал присланный из Нижнего работник Бугрова, а потом за ним ухаживали и читали над ним каноны и псалтырь родственницы Бугрова, крестьянки Авдотья Федорова и Анна Егорова. Но так как больному облегчения не было, то, по совету какой-то старухи, его перевели в молельную комнату и там за ширмами приковали к стенке на цепь, которая охватывала Анохина за туловище и была заперта на замок, при чем вязать Анохина пригласили крестьян деревни Филипповой Ефима Денисова, Никиту Иванова и Петра Ларионова. Во время припадков бешенства Дмитрий Анохин неистово кричал и визжал и потом начинал биться об стену, отчего на него надели кожаную рубаху. Во время моего приезда больной так страдал припадками бешенства, что совершенно терял сознание, при чем испражнялся под себя, и эти нечистоты невозможно было убрать суток по двое, трое и более, так как не было никакой возможности к нему подойти.

В первых числах сего июля я прибыл в Малиновский хутор и вместе с приказчиком Бугрова, крестьянином деревни Каликино Леонтием Лукиным, застал Дмитрия Анохина уже в здоровом виде и свободно ходящим по хутору, но чрезвычайно слабым. Из его рассказов я узнал, что он поправился от болезней только за два дня до моего приезда. На разные вопросы отвечал здраво, при чем свою болезнь объясняет тем, что у него от разных неприятностей с отцом расшатались нервы, а потом сделалась белая горячка, и в этом виде его, по распоряжению Н. Бугрова, приковали к стене на цепь, а потом надели кожаную рубашку, при чем высказал, что, хотя он и много перенес от подобного обращения с ним во время болезни, но что он жаловаться на это не намерен, так как, хотя он и побочный сын Н. Бугрова, но без всяких средств к жизни, и потому, начав какое-либо преследование, он через то ничего не выиграет, а только потеряет в будущем, так как дед его, Александр Петрович Бугров, хочет его наградить. Он влюблен в какую-то девушку, на которой ему не разрешают жениться. Я дал ему понять, что ходят слухи, будто жестокое обращение с ним отца происходит от того, что он придерживается православия, то он это положительно отвергнул и объяснил, что он с самого детства воспитывался и его никто в религиозных убеждениях не стеснял, а что он, намереваясь жениться, действительно ходил в церковь, преимущественно в Духовскую. Во время разговоров Анохин между прочим высказал, что отец его не любит и держит далеко от себя, тогда как все знакомые и служащие знают, что он его побочный сын, при этом высказал, что лучше было бы, если бы Н. Бугров его, Анохина, еще мальчиком отдал в воспитательный дом, чем взрослого поставить в то положение, в котором он находится теперь. В настоящее время Дмитрий Анохин совершенно здоров».

Губернатор, ознакомившись с этим пространным расследованием, распорядился «оставить дело без дальнейшего движения».

Да, сложная была ситуация. Судя по возрасту Дмитрия, он родился еще до женитьбы Николая Александровича и был помехой в его семейной жизни, особенно когда появились законные дети. Оправдать жестокость отца нельзя, это явный произвол и невежество. Но понять можно. По старообрядческой традиции, отмеченной еще П.И. Мельниковым-Печерским, у семьи должен быть один хозяин и один наследник. А с появлением законных детей Дмитрий путал ситуацию. Вот и стал он помехой в жизни Николая Александровича. Возможно, потом, когда Бугров лишился законных детей, он и пожалел о жестоком обращении с Дмитрием. Но у того уже сложилась обида, и после смерти любившего его дедушки он перебрался к его родственникам Красильниковым в Сормово. В 1911 году, когда Н.А. Бугров скончался, Дмитрий пытался претендовать на отцовское наследство, но ему как незаконнорожденному отказали.

Николай Александрович свои похождения не скрывал, но и не кичился ими. В разговоре с А.М. Горьким он как-то доверительно сказал:

«-...А слышали вы - про меня сказывают, будто я к разврату склонил многих девиц?

Вероятно, это так...

Не потаю греха, бывали такие случаи...»

И Горький в своем очерке не пощадил Бугрова, пересказав ходившие по Нижнему легенды. «Человек этот брал у бедняков-родителей дочь, жил с нею, пока она не надоедала ему, а потом выдавал ее замуж за одного из сотен своих служащих или рабочих, снабжая приданым в три, пять тысяч рублей, и обязательно строил молодоженам маленький, в три окна, домик, ярко окрашенный, крытый железом. В Сейме, где у Бугрова была огромная паровая мельница, такие домики торчали на всех улицах. Новенькие, уютные, с цветами и кисейными занавесками на окнах, с зелеными или голубыми ставнями, они нахально дразнили людей яркостью своих красок и как бы нарочито подчеркнутым однообразием форм. Вероятно, эти домики, возбуждая воображение и жадность, очень способствовали развитию торговли девичьим телом.

Забава миллионера была широко известна, - на окраинах города и в деревнях девицы и парни распевали унылую песню:

Наверно, ты Бугрова любишь, Бугрову сердце отдала; Бугрову ты верна не будешь, А мне - по гроб страдать дала».

Краеведы безоговорочно поверили в легенду, пересказанную Горьким, и до сих пор на все лады живописуют бугровский разврат. В 1937 году появилась язвительная статья «Бугровский зять», где некто Я.Б. уверял, что «существовал один из бугровских женских приютов, куда умело подбирались красивые, крепкого сложения девочки. Их тут воспитывали, обучали на церковных книгах грамоте и всевозможным рукоделиям. Духовенство знало и даже благословляло Бугрова на такое поведение. Когда у него умерла третья жена, он спросил духовников: "Благословите, отцы, вновь жениться". "Что ты, что ты! Никак нельзя, церковь разрешает мирянам лишь троекратный брачный союз". "Но я же грешить буду без брака?" "То дело твоей души и христианской совести: грешить и свои грехи постом, молитвой, да добрыми делами замаливать". И с той поры Бугров стал "грешить" безудержно. А духовенство за богатые вклады и жертвы крепко молилось за него. Посещая Малиновский скит, Бугров слушал пение воспитанниц, облюбовывал очередную жертву, брал в свои покои. А потом приказывал своей сестре, старой девственнице, позаботиться о "невесте". Готовилось пышное приданое и подбирался "жених" из своих рабочих».

В 1987 году А. Шупейко, ссылаясь на А.М. Горького, называет Николая Александровича «распутником», смакует досужие домыслы о множестве домиков в три окна на Сейме, которые-де «торчали на всех улицах поселка». В 1994 году В. Пишкин охотно повторяет молву о бугровском распутстве со скитницами, с чужих слов твердит о тридцати домиках в три окна с палисадниками и сиренью, которые Бугров якобы строил своим бывшим наложницам, выдавая их после «услады» за своих служащих и рабочих. Договаривались до того, что матери якобы ради щедрого приданого чуть ли не сами «подкладывали» дочерей Бугрову.

Но все эти чудовищные преувеличения опровергаются историческими источниками. Да, Н.А. Бугров строил дома при мельницах и при крупных старообрядческих поселениях. Но не для наложниц, а для лучших своих рабочих, что убедительно подтверждают воспоминания земского врача Х.А. Рюрикова. Для таких рабочих, свидетельствовал Рюриков, Бугров учредил что-то вроде современной ипотеки: субсидировал их беспроцентным кредитом на строительство домов, а ссуду они потом ему отрабатывали.

Факт строительства бугровских домиков с богатым приданым в придачу в Городце подтвердил православный миссионер И. Ломакин. Но цель этих даров тоже была другая. В 1902 году Ломакин доносил епископу Назарию, что заправилы старообрядцев-беглопоповцев во главе с Бугровым употребляют разные средства для расширения своего влияния, в том числе и богатое приданое невестам-старообрядкам. «Бугров с Блиновым, - писал он, - фанатично воспитанных в духе раскола в Малиновском скиту девушек выдают в Городец в замужество, награждая приличным приданым от тысячи до пяти тысяч рублей и часто домами, смотря по состоянию жениха, каковых в Городце более двадцати».

Но самое убедительное опровержение «бугровского разврата» - молчание официальной церкви. От Нижегородской духовной консистории сохранился обширный архив. В нем немало дел о «телесных грехах» даже священнослужителей. Например, в 1901 году иеромонах Островозерского монастыря Ардатовского уезда Амвросий, обходивший селения с иконой для сбора пожертвований на монастырь, на собранные деньги напился и изнасиловал двух девочек, 9 и 13 лет. Церковные власти пытались преступление скрыть, когда не удалось, исключили пьянчужку из монастыря, хотя гражданскому суду и не предали. Как бы ухватилась официальная церковь за «бугровские грехи», если бы таковые были! Ведь Бугров своим влиянием серьезно мешал церковникам в миссионерской работе. Но они ни разу не упрекнули его в этом. Так что «бугровские домики» служили не разврату, а благополучию рабочих и укреплению старой веры.

Семейные трагедии повлияли и на образ жизни и даже на внешний облик Н.А. Бугрова. Пока у него было семья, он одевался по моде. Писатель С.Г. Скиталец, друживший с А.М. Горьким, писал в своих воспоминаниях: «Однажды я застал у него (у Горького) уже собравшегося уходить после, вероятно, длинного разговора не кого другого, как известного нижегородского миллионера купца Бугрова: он был в длинной дорогой шубе, в бобровой шапке, умное лицо и окладистая борода гармонировали с его осанистой, властной фигурой. Ему принадлежала чуть ли не вся земля нижегородская».

Учительница Т.В. Фатьянова, занимавшаяся с любимицей Николая Александровича Стешею на дому, вспоминает, что он встречал ее всегда любезно и любил похвастаться многочисленными картинами, украшавшими стены дома. Но хвастался не профессионально, по-купечески: эта картина стоит столько-то, за другую заплатил такие-то деньги и т. д. Показывал семейные альбомы фотографий: «Это я, а это жена моя, а вот сынишка был, к сожалению, помер». Хвастался убранством дома: «Да у нас вещей много, все ценные. Я люблю покупать только хорошее».

Но все это было тогда, когда была семья. Разъехавшись с сестрой по разным бугровским усадьбам, Николай Александрович зажил бобылем, повел скромный образ жизни, что зафиксировали многие его современники. Врач Х.А. Рюриков, нередко бывавший у него дома, писал в своих воспоминаниях: «Дома у него, на Нижнем базаре, какая была обстановка? Входите вы в самую простую контору. Поднимаетесь наверх, большой зал, ломберные столы (под зеленым сукном), венские стулья, диван, на котором он и умер. А потом столовая, где он никогда почти не бывал. В столовой стоял стол, буфет и простые стулья, буфет тоже простой, дубовый. А дальше его спальня, в ней стояла кровать, прикроватный столик, стулья, мягкий ковер».

Бытовую скромность пожилого Н.А. Бугрова зафиксировал и А.М. Горький, не раз беседовавший с ним у него дома за чашкой чая: «И вот я сижу с ним в маленькой комнате, ее окно выходит во двор, застроенный каменными складами, загроможденный якорями, железным ломом, лыком, рогожей, мешками муки. На столе шумно кипит маленький самовар, стоит блюдо горячих калачей, ваза зернистой икры и сахарница с разноцветными кубиками фруктового - "постного" - сахара.

Рафинада не употребляю, - усмехаясь, сказал Бугров. - Не оттого, что будто рафинад собачьей кровью моют и делают с ним разные мапулярии... Нет, постный сахар - вкуснее и зубам легче...

В комнате было пусто, - два стула, на которых сидели мы, маленький базарный стол и еще столик и стул в углу, у окна. Стены оклеены дешевыми обоями, мутно-голубого цвета, около двери в раме за стеклом - расписание рейсов пассажирских пароходов. Блестел недавно выкрашенный, рыжий пол, все вылощено, скучно чисто, от этой чистоты веяло холодом, и было в ней что-то "нежилое". Воздух густо насыщен церковным запахом ладана, лампадного масла... Бугров - в сюртуке тонкого сукна, сюртук длинен, наглухо, до горла застегнут, похож на подрясник... Повел меня в большой зал с окнами на берег Волги; на крашеном полу лежали чистые половики, небеленого холста, по стенам стояли стулья. У одной из них - кожаный диван. Скучно пусто, и все тот же церковный, масляный запах».

Как у всех состоятельных старообрядцев, в жилом доме Бугровых была своя молельная комната. В дедовском доме (Нижне-Волжскаянаб., 13) она размещалась на третьем этаже. Она была сокровищницей древнерусского искусства, наполненной старинными иконами древнего письма, ценной церковной утварью. Были в ней и портреты подвижников старообрядчества: протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, Никиты Пустосвята, Ивана Неронова. Николай Александрович очень дорожил родовой моленной и постоянно ее пополнял, скупая в антикварных лавках Москвы и Петербурга раритеты древнерусского искусства, предпочитая иконы новгородского и строгановского письма. К сожалению, все эти культурные ценности бесследно исчезли во время революции.

По воспоминаниям Я. Безрукова, «жизнь Николай Александрович Бугров вел скромную, воздержливую, правильную. Ездил обычно в небольшом экипаже или санках, как помню, на небольшой каурой (рыжеватой) лошадке. Кучер старенький. Словом, совсем не использовал своего богатства. Как крепкий старообрядец, конечно, не курил, вина тоже никогда не пил. На завтрак всегда хлеб с медом и чай. На бирже ему сорок лет подавали хлеб, намазанный медом, и чай: в буфете знали его привычки. В постные дни - горох, грибы». Вне дома в различных деловых встречах - «скоромился» по необходимости. Его любимые яства - домашние пирожки и гречневая каша, которую он, по рассказам современника А.С. Черняевского, очень любил. А по воспоминаниям домашнего врача Овчинниковой, Николай Александрович, как и отец, «любил природу, побывать на воздухе, пойти в лес». В домашнем кругу был не прочь поиграть в карты, особенно «в стукалку», но играл по-малому, не более трех рублей.

По общественному положению мануфактур-советника ему положено было носить официальный мундир. Но он даже не заводил его, не видя в нем надобности, ибо на пиры и балы не хаживал. При особой нужде, при получении наград в столице брал мундиры напрокат. Именно в таком наряде с чужого плеча он и сфотографировался в 1890 году.

Портрет хлебопромышленника Н.А. Бугров. к. XIX в. Автор М.П. Дмитриев.

Это изображение часто воспроизводится в различных изданиях. Столичное происхождение этой фотографии убедительно установила Т.П. Виноградова. По обычным своим делам Николай Александрович прибывал в столицу в таком рабоче-сермяжном одеянии, что швейцары питерских ресторанов его не сразу пропускали. Был случай, когда его приказчика из столичной конторы фирмы швейцар пропустил, а хозяина - нет. Потом метрдотель, разобравшись в «оплошности», рассыпался перед ним в извинениях.

По книге А. В. Седова " Кержаки. История трех поколений купцов Бугровых".

Николай Александрович Бугров родился в 1837 г. Дед Николая, удельный крестьянин Нижегородской губернии Пётр Егорович Бугров, в молодые годы был бурлаком на Волге. Упорным трудом он выбился в люди, купил баржу и стал предпринимателем, занялся разными подрядами и производством и торговлей валяной обувью. Он был отмечен высшей наградой крестьянского сословия? «нарядным кафтаном». Во время своего вояжа по Поволжью с ним познакомился автор знаменитого словаря В. И. Даль. Он был так впечатлён добротой и трудолюбием крестьянина, что написал о нём рассказ «Дедушка Бугров». ”На весь Нижний, я чаю, не найдется ни одного человека, ? писал Даль, ? который бы не помянул дедушку Бугрова добром, не назвал бы его честным человеком и благодетелем народа". Любимая поговорка Бугрова была «Так делай, чтоб тебе хорошо, а никому не худо». В 1829 году П.Е. Бугров основал своё мукомольное производство.

Отец Николая поставлял в Петербург обувь, занимался хлебными поставками и торговлей лесом, пользовался безоговорочным влиянием в Нижнем Новгороде. Его отметил П. И. Мельников-Печерский в своём знаменитом романе о старообрядцах «В лесах».

После своего совершеннолетия Николай Александрович взял на себя управление мукомольным производством, основным делом семьи. Как уже говорилось, Н.А. Бугров имел неординарные экономические способности и бухгалтерию вёл единолично. Но, кроме этого, ему было присуще хорошее предпринимательское чутье. Стремясь к повышению нормы выработки, он коренным образом модернизировал все свои мельницы: к водяным двигателям добавил паровые, обновил технологию производства, заменив жернова вальцовыми станками, что дало муку самого высокого качества, знаменитую крупчатку. Производительность резко возросла, и перерабатывалась не только рожь, а практически все зерновые и бобовые культуры.

На предприятиях у Н.А. Бугрова трудилось около 2000 рабочих и служащих. Семья Бугровых всегда относилась к своим работникам уважительно: заработная плата была выше, чем у других предпринимателей, хорошее жильё, бесплатное питание, продуктовый набор к праздникам. На мельницах был самый короткий рабочий день - 8 часов. Свои предприятия Н.А.Бугров оснащал самым новым оборудованием на то время. В 1903 году он подал прошение о разрешении ему электрифицировать свои мельницы на реке Линда, и вскоре его прошение было удовлетворено.

Удачливый бизнесмен, Н.А.Бугров был несчастлив в семейной жизни. Его отец и дед имели прочные семьи, а он трижды заводил семью, в 36 лет оказался бездетным вдовцом. Дети у него были, две девочки и мальчик, но все умирали в детском возрасте. Скоропостижно ушли в могилу за детьми и все три его жены.

Спасая семейную фирму, он в 1900 г. создает "Товарищество паровых механических мельниц Н.А.Бугрова", куда наряду с собою, включил незамужнюю сестру Зиновею, детей замужней сестры Еннафы и доверенного служащего-единоверца Ф.В.Ассонова. "Товарищество паровых механических мельниц" Н.А. Бугрова имело представительства в 20 крупнейших городах России и продолжало дело Н.Бугрова вплоть до 1918 г., когда мельницы были национализированы. Часть их успешно работает и по сей день, в частности, это известный Володарский хлебокомбинат.

Для заготовки сырья у Бугровых имелась разветвленная сеть профессиональных приказчиков, оптом закупавших зерно на хлебных рынках во многих городах, на пристанях и станциях. Для перевозки сырья и продукции и, чтобы снабжение мукой доходило до отдалённых сёл, Бугровы содержали свое пароходство, состоявшее из плавучего дока, 25 барж и 5 пароходов - "Линда", "Сейма", "Лемша", "Помощник" и "Самородок". Бугровские грузы перевозили и другие пароходные компании, особенно "Дружина" и "Волга". Имелись у Бугровых и свои пристани.

Являясь крупнейшими мукомолами, Бугровы одновременно вели и широкую торговлю, главным образом своей продукцией. Для этого они держали бакалейные лавки во многих местах. И всюду у них имелся широкий ассортимент товаров. Торговая сеть Бугрова предоставляла людям на выбор более 20 видов муки разного помола, а также широкий ассортимент круп. Эта продукция была рассчитана на людей как с высоким, так и с низким доходом.

Крестьяне из сёл с удовольствием шли работать к купцу, ведь стабильная заработная плата позволяла его сотрудникам безбедно жить и кормить семью. Заслуги Бугрова перед отечественной мукомольной промышленностью были официально признаны и отмечены на XVI Всероссийской промышленной и художественной выставке 1896 года. Столичными чиновниками его мука была оценена как «превосходная», фирма получила за неё высшую награду? право маркировать свою продукцию государственным гербом. Тогда же Николай Бугров был удостоен монопольного права снабжать мукой и крупой российскую армию. Кроме основного бизнеса, Бугров производил и крупные банковские операции, являлся членом правления нижегородских и московских банков.

В быту Николай Александрович был весьма неприхотлив. Любил он все русское, крестьянское. Свой дом, который сохранился до сих пop (Нижне-Волжская наб., 14), он обставил по старому русскому обычаю: в передних углах каждой комнаты иконы, а на стенах - картины на религиозные темы. Как и в детстве, проведенном в деревне Попово, спал Бугров в своем доме на полатях.

Крестьян Бугров жалел: многим помогал строиться, погорельцам давал денег на дом, иногда покупал корову или лошадь. Просители никогда не выходили из его дома обиженными.

Вот какое впечатление произвел Н.А. Бугров на писателя-нижегородца С.Я. Елпатьевского, которого он после царской ссылки принял на работу врачом Вдовьего дома: - " Он был огромный, тяжеловесный, характерного крестьянского облика, человек старого уклада по манерам, по костюму, по быту". По рассказам старожилов, Н.А. Бугров был немногословным и властным, ростом высок, в плечах широк, волосы рыжие.

Земский врач Х.А. Рюриков, работавший при бугровских мельницах на Сейме, где Н.А. Бугровым была выстроена больница, писал: "Дома у него, на Нижнем базаре, какая была обстановка? Входите вы в самую простую контору (канцелярия фирмы). Поднимаетесь наверх - большой зал, ломберные столы, венские стулья, диван, на котором он и умер. А потом столовая, где он никогда почти не бывал. В столовой стоял стол, буфет и простые стулья. А дальше шла его спальня, в ней стояла кровать, прикроватный столик, мягкий ковер". Эту скромность Николая Александровича отметил и А.М. Горький, у которого с Н.А. Бугровым сложился взаимный интерес. "Он часто присылал за мною лошадь, и я охотно ездил к нему пить утренний чай с калачами, икрой и "постным" сахаром... И вот я сижу с ним в маленькой комнатке... В комнате пусто, два стула, на которых сидели мы... Стены оклеены дешевыми обоями... Блестел недавно выкрашенный рыжий пол, все вылощено, скучно чисто, от этой чистоты веяло холодом, и было в ней что-то "нежилое". Воздух густо насыщен церковным запахом ладана, лампадного масла... Бугров - в сюртуке тонкого сукна, сюртук длинен, застегнут наглухо, до горла, похож на подрясник".

Любил Николай Александрович плотно покушать, но купеческими разносолами не увлекался, ел простую пищу - щи, пирожки домашние и кашу на молоке, предпочитал кашу гречневую. Щедро кормил своих служащих и всех приходивших к нему по различным делам. Для них с утра до вечера кипел самовар, подавались пироги с мясом, рыбой, рисом, капустой, грибами. Хлебосольство было семейной бугровской традицией, которую они все свято соблюдали.

Помогать ближним

Бугров особенно памятен нижегородцам щедрой благотворительностью, он выделял на нее не крохи, а ежегодно 45 % чистого дохода. Считается, что за свою жизнь он роздал около 10 млн. руб. милостыни. Недалеко от Крестовоэдвиженского монастыря (на современной пл. Лядова) он, при участии шурина Блинова, завершил начатое отцом строительство Вдовьего дома, где поселил вдов, не имеющих средств к жизни с детьми. В здании - водяное отопление, в кухнях - духовые печи. К услугам жильцов - бесплатные больница и школа, к праздникам - подарки. Была даже оборудована специальная комната с люлькой, куда горе-матери незаметно могли положить ребенка. Всех принимал Бугров, зная, что "Господь хранит пришельца, сира (сироту) и вдову приемлет".

Терпеть не мог Бугров тунеядцев и пьяниц, но считал, что оступившемуся надо помочь, чтобы не пропала у того надежда возвращения на путь человеческой жизни. Потому-то он вместе с отцом и построил на Рождественской улице ночлежный приют, Устав которого опроверг распространенную тогда поговорку "русский человек состоит из души, тела и паспорта". Бугров приказал паспортов не спрашивать. Ночевать здесь мог всякий, соблюдавший правила: не пить спиртное, не курить, не горланить песни". Нашел на время пристанище в этой ночлежке и А.М. Пешков, который приходил благодарить за это Бугрова уже став Максимом Горьким. Кстати, именно Николай Александрович дал Горькому денег на открытие чайной "Столбы" с библиотекой для бедных.

Николай Бугров был крупнейшим домовладельцем старого Нижнего Новгорода. Он вкладывал значительные средства в городское строительство. В частности, Бугров выстроил здание Волжско-Камского банка (ул. Рождественская, 27), профинансировал строительство здания Городской думы на Благовещенской площади, известное сегодня как "Дворец труда" на нынешней площади Минина. И еще Бугровым вместе с отцом Александром Петровичем, купцами Блиновыми и Курбатовым, промышленником Д.Сироткиным был построен и подарен городу водопровод, которым жители могли пользоваться бесплатно. Источником воды служила река Ока.

Водопровод прослужил вплоть до 1988 года.

Своими средствами Бугров поддерживал возобновленные после гонений Комаровский и Малиновский скиты, построил в последнем храм во имя явления Казанской иконы, выстроил Успенский храм в Городце, возобновил чтимую могилу керженского старца Софрония.

Н.А. Бугров оказал неоценимое содействие властям и при устройстве XVI Всероссийской художественной и промышленной выставки в 1896 году, и в подготовке визита Их Императорских Величеств в Нижний Новгород в июле того же года; пожертвовал весьма значительные суммы на реставрацию Дмитриевской башни Нижегородского кремля и устройство в ней ко времени открытия Выставки художественного и исторического музеев. Кроме того, он открыл старообрядческую школу и три богадельни для старообрядцев, - люди, жившие в ней, обеспечивались всем необходимым.

По оставшимся свидетельствам, ежегодно на благотворительность Бугров выделял 45 % чистого дохода, который распределялся следующим образом:

30 % погорельцам, бедным,

5 % престарелым рабочим и служащим,

50 % на нужды фирмы,

Погорельцам он жертвовал по 5 рублей, а ближним строил дома и дарил лошадь или корову.

Великий гражданин

Николай Александрович Бугров был талантливым предпринимателем: унаследовав солидное состояние, он сумел его умножить и стал одним из богатейших людей Нижегородской губернии. Миллионер, крупный торговец хлебом, владелец паровых мельниц, пароходов, флотилии барж, лесных угодий, Н.А. Бугров был очень влиятельной фигурой в Нижнем Новгороде и губернии. Бугрова уважали. Почаевничать с ним на Нижегородской бирже считалось большой честью. Авторитет Бугрова был настолько высок, что когда он с Нижегородским губернатором бывал у министра внутренних дел, сначала приглашали Николая Александровича, а потом уже губернатора. Когда же у одного из губернаторов кончился срок полномочий, Бугров в качестве подарка преподнес ему на серебряном подносе кучу разорванных губернаторских векселей, что означало: он прощает губернатору все долги.

Н.А. Бугров имел высокий социальный статус: он был не просто купцом первой гильдии, а мануфактур-советником. По приглашению императора Александра III Николай Александрович в качестве почетного гостя присутствовал на свадьбе Великой княгини Ксении Александровны и князя Александра Михайловича, а затем был среди приглашенных при бракосочетании Николая II с Алисой Гессенской.

В 1900 году ему присвоили звание коммерции-советника, как купцу, состоявшему в первой гильдии более 12 лет подряд. С 1879 г. до 1911 г. Н.А.Бугров был бессменным гласным Думы г. Нижнего Новгорода. За свою выдающуюся деятельность Николай Александрович Бугров был награжден золотой медалью на Станиславской ленте, орденом св. Станислава 3 ст. (за вклад в устройство местной выставки 1885 г.), орденом св. Анны 3 и 2 ст. За заслуги перед городом Н.А. Бугров был избран почётным гражданином Н.Новгорода. С 1879 г. он постоянно избирался гласным Нижегородской городской думы. А с 1907 г. - бессменный председатель всероссийского Братства во имя святителя Николы.

Осталось историческое свидетельство, что Н.А.Бугрова уважал и ставил в пример сам Сталин. На одном из заседаний правительства времен начала Великой Отечественной войны, посвященном увеличению выпуска боевой техники, нарком станкостроения А.И. Ефремов сказал, для этого необходимо увеличить управленческий аппарат до 800 человек. Иосиф Виссарионович обратился к наркому: “Вы слышали фамилию Бугров?” Ефремов не знал такого человека. Тогда Сталин рассказал: - "Бугров был известным на всю Волгу мукомолом… Как вы думаете, каким штатом располагал Бугров для управления всем своим хозяйством, а также контролем за ним?”

Не дожидаясь ответа, Сталин продолжил: “Раз вы все не знаете, я вам скажу. У Бугрова были: он сам, приказчик и бухгалтер, которому он платил двадцать пять тысяч рублей в год. Вот и весь штат ”.

Своими способностями, умением делать правильные и честные поступки Бугров вызывал заслуженное уважение даже у своих классовых врагов. Одним из любимых высказываний Николая Александровича было: "Прибыль превыше всего. Но честь - превыше прибыли!" К сожалению, современные предприниматели заучили только первую часть этого правила.

Ночлежный дом на 840 человек.
Улица Рождественская, дом 2. (1883г.)

Пожертвовал деньги на
строительство городского водопровода.

Пожертвовал деньги, совместно с другими
нижегородскими предпринимателями, на
строительство Мариинского
бесплатного родильного дома.
(ныне Роддом №1 на улице Варварской). 1884г.

Здание Городской управы (Дворец Труда)
на Благовещенской площади
(ныне площадь Минина и Пожарского). 1890г.

“Вдовий дом” на 160 вдов с детьми. Площадь Лядова. (1887г.)

Типы старообрядцев.

Николай Александрович Бугров.

Дом Рукавишникова.

А.М. Горький с сыном.

Внутренний вид Ночлежного Дома имени Н.А. Бугрова.

Дом, в котором жил А.М. Горький во время событий описываемых в очерке. (ныне Музей квартира Алексея Максимовича Горького. Расположен по адресу: г. Н. Новгород, улица Семашко, дом 19).

Бугров (в центре) в окружении старообрядцев. (фото, предположительно, выполнено в интерьере школы).

Спуск к реке у Сафоновской площади. Стрелкой обозначен дом Бугрова (ныне здание школы).

В.И. Суриков. “Боярыня Морозова”. Этюд к картине.

Французская художница- Роза Бонёр.

Вид на место слияния Волги и Оки. Нижний Новгород.

Выход императора Николая II и императрицы из Спасо-Преображенского собора в Нижегородском кремле. 1896 г.

В. А. Серов - Портрет Николая II.

Вид на нагорную часть Нижнего Новгорода. Часть панорамы. 1900 г.

Вид на Нижневолжскую набережную. Конец XIX в.

Городской голова Нижнего Новгорода Д.В.Сироткин.

Дом Сироткина на Верхневолжской набережной. (ныне здание художественного музея).

Волжские босяки.

У Волжской пристани.

Монахини на паперти.

Похороны А.Н. Бугрова. Похоронная процессия у здания Городской управы. 1911г.

Николай Александрович
Бугров (1837-1911)
оставил заметный след в истории
Нижнего Новгорода.
Продолжатель дела своего отца,
А. Бугрова, он нажил огромное
состояние, став одним из богатейших
людей России.
Пытливый ум, предприимчивость,
неутомимая жажда деятельности
причудливым образом соединились в нем
с тягой к общественной деятельности,
религиозностью, желанием улучшить
материальное положение
своих работников.
Личная его жизнь сложилась неудачно,
и он не оставил после себя наследников.
Его наследником стал Нижний Новгород
и все мы - его жители.
Мы живем в построенных Бугровым
домах, работаем в них, учимся, мы
пользуемся ими по какому-то смутному, темному праву и содержим их порою в полном небрежении,
не понимая и не переживая свое состояние как наследников чьего-то труда и упорства.

Дома, построенные и подаренные Н.А. Бугровым Нижнему Новгороду:

Учредил в городе Семёнове
степендию “Крестьянскому мальчику,
имеющему выдающиеся способности”.

Первым её получил ученик школы
села Хахалы- Николай Воробьёв, в 1912г.

И многое другое...

Более полное представление о личности
Н.А. Бугрова можно получить из очерка
А.М. Горького «Купец Бугров», написанного в 1919 году и опубликованного в 1923 году.
Очерк дается в сокращении.

Миллионер, крупный торговец хлебом, владелец паровых мельниц, десятка пароходов, флотилии барж, огромных лесов, - Н. А. Бугров играл в Нижнем и губернии роль удельного князя. Старообрядец "беспоповского согласия", он выстроил в поле, в версте расстояния от Нижнего, обширное кладбище, обнесённое высокой, кирпичной оградой, на кладбище - церковь и "скит", - а деревенских мужиков наказывали годом тюрьмы по 103 статье "Уложения о наказаниях уголовных" за то, что они устраивали в избах у себя тайные "молельни". В селе Поповке Бугров возвёл огромное здание, богадельню для старообрядцев, - было широко известно, что в этой богадельне воспитываются сектанты-"начётники". Он открыто поддерживал тайные сектантские скиты в лесах Керженца и на Иргизе и вообще являлся не только деятельным защитником сектантства, но и крепким столпом, на который опиралось "древлее благочестие" Поволжья, Приуралья и даже некоторой части Сибири.

Глава государственной церкви, нигилист и циник Константин Победоносцев, писал - кажется в 1901 году - доклад царю о враждебной, антицерковной деятельности Бугрова, но это не мешало миллионеру упрямо делать своё дело. Он говорил "ты" взбалмошному губернатору Баранову, и я видел, как он, в 96 году, на всероссийской выставке, дружески хлопал по животу Витте и, топая ногою, кричал на министра двора Воронцова.
Был он щедрым филантропом: выстроил в Нижнем хороший ночлежный дом, огромное, на 300 квартир, здание для вдов и сирот, прекрасно оборудовал в нём школу, устроил городской водопровод, выстроил и подарил городу здание для городской думы, делал земству подарки лесом для сельских школ и вообще не жалел денег на дела "благотворения". Дед мой сказывал мне, что отец Бугрова "разжился" фабрикацией фальшивых денег, но дед обо всех крупных купцах города говорил как о фальшивомонетчиках, грабителях и убийцах. Это не мешало ему относиться к ним с уважением и даже с восторгом. Из его эпических повестей можно было сделать такой вывод: если преступление не удалось - тогда это преступление, достойное кары; если же оно ловко скрыто - это удача, достойная хвалы.
Говорили, что Мельников-Печерский "В лесах" под именем Максима Потапова изобразил отца Бугрова; я так много слышал плохого о людях, что мне было легче верить Мельникову, а не деду. О Николае Бугрове рассказывали, что он вдвое увеличил миллионы отца на самарском голоде начала восьмидесятых годов.Обширные дела свои Бугров вёл сам, единолично, таская векселя и разные бумаги в кармане поддевки. Его уговорили завести контору, взять бухгалтера; он снял помещение для конторы, богато и

Солидно обставил его, пригласил из Москвы бухгалтера, но никакихдел и бумаг конторе не передал, а на предложение бухгалтера составить инвентарь имущества задумчиво сказал, почёсывая скулу:

Это - большое дело! Имущества у меня много, считать его - долго! Просидев месяца три в пустой конторе без дела, бухгалтер заявил, что он не хочет получать деньги даром и просит отпустить его.

Извини, брат! - сказал Бугров. - Нет у меня времени конторой заниматься, лишняя она обуза мне. У меня контора вся тут.

И, усмехаясь, он хлопнул себя ладонью по карману и по лбу.

Я часто встречал этого человека на торговых улицах города: большой, грузный, в длинном сюртуке, похожем ни поддевку, в ярко начищенных сапогах и в суконном картузе, он шёл тяжёлой походкой, засунув руки в карманы, шёл встречу людям, как будто не видя их, а они уступали дорогу ему не только с уважением, но почти со страхом. На его красноватых скулах бессильно разрослась серенькая бородка мордвина, прямые, редкие волосы её, не скрывая маленьких ушей, с приросшими мочками, и морщин на шее, на щеках, вытягивали тупой подбородок, смешно удлиняя его. Лицо - неясное, незаконченное, в нём нет ни одной черты, которая, резко бросаясь в глаза, навсегда оставалась бы в памяти. Такие неуловимые, как бы нарочито стёртые, безглазые лица часто встречаются у людей верхнего и среднего Поволжья, - под скучной, неопределённой маской эти люди ловко скрывают свой хитрый ум, здравый смысл и странную, ничем необъяснимую жестокость.

Каждый раз, встречая Бугрова, я испытывал волнующее, двойственное чувство - напряжённое любопытство сочеталось в нём с инстинктивною враждой.

Почти всегда я принуждал себя вспоминать "добрые дела" этого человека, и всегда являлась у меня мысль:

"Странно, что в одном и том же городе, на узенькой полоске земли могут встречаться люди столь решительно чуждые друг другу, как чужды я и этот "воротило". Мне сообщили, что будто, прочитав мою книжку "Фома Гордеев", Бугров оценил меня так: - Это - вредный сочинитель, книжка против нашего сословия написана. Таких - в Сибирь ссылать, подальше, на самый край...

Но моя вражда к Бугрову возникла за несколько лет раньше этой оценки; её воспитал ряд таких фактов: человек этот брал у бедняков родителей дочь, жил с нею, пока она не надоедала ему, а потом выдавал её замуж за одного из сотен своих служащих или рабочих, снабжая приданым в три, пять тысяч рублей, и обязательно строил молодожёнам маленький, в три окна, домик, ярко окрашенный, крытый железом. В Сейме, где у Бугрова была огромная паровая мельница, такие домики торчали на всех улицах. Новенькие, уютные, с цветами и кисейными занавесками на окнах, с зелёными или голубыми ставнями, они нахально дразнили людей яркостью своих красок и как бы нарочито подчёркнутым однообразием форм.

Ко мне пришла женщина, возбуждённая почти до безумия, и сказала: её близкий друг заболел в далёкой ссылке, у Полярного круга. Она должна немедля ехать к нему, нужны деньги. Я знал, что речь идёт о человеке недюжинном, но у меня не было крупной суммы, нужной на поездку к нему. Я пошёл к чудаковатому богачу Митрофану Рукавишникову…

В полумраке кабинета, тесно уставленного мебелью из рога техасских быков, в глубоком кресле, сидел, окутав ноги пледом, горбун с лицом подростка; испуганно глядя на меня тёмными глазами,он молча выслушал просьбу дать мне денег взаём и молча протянул двадцать пять рублей. Мне было нужно в сорок раз больше. Я молча ушёл.

Дня три бегал по городу, отыскивая деньги, и, случайно встретив Зарубина, спросил: не поможет ли он мне? - А ты проси у Бугрова, этот даст! Едем к нему, он на бирже в сей час!

Поехали. В шумной толпе купечества я тотчас увидал крупную фигуру Бугрова, он стоял, прислонясь спиною к стене, его теснила толпа возбуждённых людей и вперебой кричала что-то, а он изредка, спокойно и лениво говорил:

Нет. И слово это в его устах напоминало возглас "цыц!", которым укрощают лай надоевших собак.

Вот - самый этот Горький, - сказал Зарубин, бесцеремонно растолкав купечество. С лица, измятого старостью, на меня недоверчиво и скользко взглянули маленькие, усталые глазки, веко одного из них было парализовано и отвисло, обнажая белок, расписанный красными жилками, из угла глаза, от переносицы, непрерывно стекала слеза. Зрачки показались мне мутными, но вдруг в них вспыхнули зелёненькие искры, осветив на секунду это мордовское лицо умильной усмешкой. И, пожимая руку мою пухлой, но крепкой рукою, Бугров сказал:

Честь городу нашему... Чайку попить не желаете ли со мною? В "Биржевой" гостинице, где всё пред ним склонилось до земли и даже канарейки на окнах почтительно перестали петь, - Бугров крепко сел на стул, спросив официанта:

Чайку, брат, дашь? Зарубина остановил какой-то толстый, красноносый человек с солдатскими усами, старик кричал на него:
- Полиции - боишься, а совести - не боишься!

Всё воюет языком неуёмным старец наш, - сказал Бугров, вздыхая, отёр слезу с лица синим платком и, проткнув меня острыми лучами глаз, спросил:

Слыхал я, что самоуком дошли вы до мастерства вашего, минуя школы и гимназии? Так. Городу нашему лестно. И будто бедность большую испытать пришлось? И в ночлежном доме моём живали? Я сказал, что, будучи мальчишкой, мне случалось по пятницам бывать у него на дворе, - в этот день он, в "поминок" по отце, давал нищим по два фунта пшеничного хлеба и по серебряному гривеннику.

Это ничего не доказует, - сказал он, двигая серенькими волосами редких бровей. - За гривенником и не бедные люди приходили от жадности своей. А вот что в ночлежном жили вы, - это мне слишком удивительно. Потому что я привык думать: из этого дома, как из омута, никуда нет путей.

Человек - вынослив.

Очень правильно, но давайте прибавим: когда знает, чего хочет.

Говорил он солидно, как и подобало человеку его положения, слова подбирал осторожно, - должно быть, осторожность эта и делала его речь вычурной, тяжёлой. Зубы у него мелкие, плотно составлены в одну полоску жёлтой кости. Нижняя губа толста и выворочена, как у негра.

Откуда же вы купечество знаете? - спросил он, а выслушав мой ответ, сказал:

Не всё в книге вашей верно, многое же очень строго сказано, однако Маякин - примечательное лицо! Изволили знать такого? Я вокруг себя подобного не видал, а - чувствую: такой человек должен быть! Насквозь русский и душой и разумом. Политического ума...

И, широко улыбаясь, он прибавил весело:

Очень поучительно подсказываете вы купцу, как ему жить и думать надобно, о-очень! Подошёл Зарубин, сердито шлёпнулся на стул и спросил не то - меня, не то - Бугрова:

Дал денег?

Вопрос его так смутил меня, что я едва не выругался и, должно быть, сильно покраснел. Заметив моё смущение, Бугров тотчас шутливо спросил:

Кто - кому?

Я в кратких словах объяснил мою нужду, но Зарубин вмешался, говоря:

Это он не для себя ищет денег, он живёт скудно...

Для кого же, - можно узнать? - обратился ко мне Бугров.

Я был раздражён, выдумывать не хотелось, и я сказал правду, ожидая отказа.Но миллионер, почёсывая скулу, смахивая пальцем слезу со щеки, внимательно выслушал меня, вынул бумажник и, считая деньги, спросил:

А - хватит суммы этой? Путь - дальний, и всякие случаи неудобные возможны...

Поблагодарив его, я предложил дать расписку, - он любезно усмехнулся:

Разве что из интереса к почерку вашему возьму...

А посмотрев на расписку, заметил:

Пишете как будто уставом, по-старообрядчески, каждая буковка - отдельно стоит. Очень интересно пишете!..

По псалтырю учился.

Оно и видно. Может - возьмёте расписочку назад?

Я отказался и, торопясь передать деньги, ушёл. Пожимая мне руку с преувеличенной любезностью, Бугров сказал:

Будемте знакомы! Иной раз позвольте лошадь прислать за вами, - вы далеко живёте.

Весьма прошу посетить меня.

Спустя несколько дней, утром около восьми часов, он прислал за мною лошадь, и вот я сижу с ним в маленькой комнатке, её окно выходит во двор, застроенный каменными складами, загромождённый якорями, железным ломом, лыком, рогожей, мешками муки. На столе шумно кипит маленький самовар, стоит блюдо горячих калачей, ваза зернистой икры и сахарница с разноцветными кубиками фруктового - "постного" - сахара.

Рафинада - не употребляю, - усмехаясь, сказал Бугров. - Не оттого, что будто рафинад собачьей кровью моют и делают с ним разные... мапулярии, что ли, зовётся это, по-учёному?

Манипуляции?

Похоже. Нет, постный сахар - вкуснее и зубам легче...

В комнате было пусто, - два стула, на которых сидели мы, маленький базарный стол и ещё столик и стул в углу, у окна. Стены оклеены дешёвыми обоями, мутноголубого цвета, около двери в раме за стеклом - расписание рейсов пассажирских пароходов. Блестел недавно выкрашенный рыжий пол, всё вылощено, скучно чисто, от этой чистоты веяло холодом, и было в ней что-то "нежилое". Воздух густо насыщен церковным запахом ладана, лампадного масла, в нём кружится большая синяя муха и назойливо жужжит. В углу - икона богоматери, в жемчужном окладе, на венчике - три красные камня; пред нею - лампада синего стекла. Колеблется сиротливо голубой огонёк, и как будто по иконе текут капельки пота или слёз. Иногда муха садится на ризу и ползает по ней чёрным шариком. Бугров - в сюртуке тонкого сукна, сюртук длинен, наглухо, до горла, застёгнут, похож на подрясник. Смакуя душистый чай, Бугров спрашивает:

Так, значит, приходилось вам в ночлежном доме живать?

Трудно поверить, - раздумчиво отирая слезу со щеки,

Продолжает он. - Босяк наш - осенний лист. И даже того бесполезнее, ибо - лист осенний удобряет землю... И, в тон жужжанию мухи, рассказывает:

У нас тут, на берегу, подрядчик есть, артель грузчиков держит, Сумароков по фамилии; так он - знаменитого лица потомок, в Екатеринины времена его дед большую значительность имел, а внук - личность дерзкая, живёт вроде атамана разбойников, пьянствуя с рабочими своими, и прикрывает их воровство. Ведь вот какая превратность! А вы - наоборот. Трудно понять, на каких весах судьба взвешивает людей... Возьмите икорки ещё!

Не спеша жуёт калач, громко чмокая, и скользящим взглядом щупает меня.

Книг я не читаю, а ваши сочинения - прочитал, посоветовали. Очень удивительных людей встречали вы. Например: в одну сторону идёт Маякин, в другую - "проходимец" этот, - как его?

Промтов.

Да. Одни, души не щадя, стараются для России, для всех людей нашего государства, а другой - расковыривает всю жизнь похабным языком, грязным шилом умишка своего. А вы и о том и о другом рассказываете... не умею выразить как, как будто о чужих вам, не русских людях, но как будто и родственно, а? Не совсем понимаю это...

Я спросил: читал ли он рассказ "Мой спутник"?

Читал. Весьма занятно.

Он откинулся на спинку стула, стирая пот с лица большим платком с цветной каймою, потом - взмахнул им, как флагом.

Ну, это, конечно, человек дикий, не русский. А этот, "проходимец" - правда? Маякин же, говорите, не совсем правда? Качая головой с жёлто-седыми волосами, плотно примасленными к черепу, он негромко сказал:

Есть в этом опасность. Государство наше, говорят, дом, который требует ремонта, перестроить надо-де его! Так-с. Ну, а какой же силой? Сила-то где, по-вашему? Как же всех людей включить в это дело, когда одни свободно пасутся, как скот на подножном корму, и ничего боле не желают? А как же Маякин-то? Хозяин-то? Он, души не жалея, делу государственному жертвует всей силой и совестью, а другим - наплевать на него, а?

Значительный этот разговор был прерван мухой - она слепо налетела на слабый огонёк лампады, взныла и, погасив его, упала в масло. Бугров встал, вышел за дверь и крикнул:

Явилась миловидная девушка, одетая, как монахиня, в тёмное, поклонилась нам, прижав руки к животу, и, положив на стол несколько телеграмм, молча стала оправлять лампадку. Потом, с таким же поклоном, не поднимая глаз, исчезла, перебирая пальцами кожаную лестовку, висевшую на поясе у неё.

Дела доспели, извините, - сказал Бугров, скользя глазами по квадратным бумажкам телеграмм. Вынул из кармана огрызок карандаша, наморщив нос, поставил на бумагах какие-то знаки и небрежно бросил их на стол, говоря:

Пойдёмте отсюда...

Привёл меня в большой зал с окнами на берег Волги; на крашеном полу лежали чистые половики, небелёного холста, по стенам стояли стулья. У одной из них - кожаный диван. Скучно пусто, и всё тот же церковный, масляный запах. А в стёкла окон непрерывно стучится буйный, железный гул трудового дня, на реке свистят пароходы...

Хороша картинка? - спросил Бугров, указывая на стену, - там висела копия Сурикова "Боярыня Морозова", а против её, на другой стене, - превосходное старое полотно - цветы, написанные удивительно тонко и благородно. Медная пластинка внизу рамы говорила, что это работа Розы Бонёр.

Вам эта больше нравится? - улыбаясь, спросил старик. - Я её в Париже купил; иду по улице, вижу - в окне картина и на ней цифра - десять тысяч! Что такое? - думаю. Пригляделся - цветы и боле ничего. Искусно, однако же и цена. Три тысячи целковых ведь. Послал знакомого спросить: почему так дорого? Тот спросил - редкость, говорит. Опять пошёл, посмотрел. Нет, думаю, дудки! А наутро говорю приятелю-то: "Поди-ка, возьми её мне".

Он засмеялся.

Каприз, конечно. Но - так она мне понравилась - нельзя оставить...

Всё вокруг блестело холодной нежилою чистотой, вызывая мысль о скучной, одинокой жизни.

Вы меня извините, - надо на биржу идти, - сказал Бугров.- Не удалось нам кончить интересную нашу беседу, очень жалею. Позвольте обеспокоить вас вдругорядь... До свиданьица!

Он часто присылал за мною лошадь, и я охотно ездил к нему пить утренний чай с калачами, икрой и "постным" сахаром. Мне нравилось слушать его осторожно щупающие речи, следить за цепким взглядом умных глаз, догадываться - чем живёт этот человек вне интересов своего купеческого дела и в чём, кроме денег, сила его влияния?

Мне казалось, что он хочет что-то вытянуть из меня, о чём-то выспросить, но он, видимо, не умел сделать это или неясно понимал, чего хочет. Часто возвращался к скучному вопросу:

Как же это случилось, что вы, странствуя по путям опасным и даже гибельным, всё-таки вышли на дорогу полезного труда?

Это раздражало меня. Я говорил ему о Слепушкине, Сурикове, Кулибине и других русских самоучках.

Скажите, какое обилие! - нехотя удивлялся он, задумчиво почёсывая скулу, безуспешно пытаясь прищурить больной глаз. И, прищуривая здоровый, назойливо спрашивал: - Ведь в жизни без основания, без привязки к делу, - большой соблазн должен быть, как же это не соблазнились вы? В дело-то как вросли, а?

Но наконец он всё-таки поймал мысль, которая тревожила его:

Видите ли, что интересно: вот мы живём сыто и богато, а под нами водятся люди особых свойств, подкапывают нашу жизнь. Люди - злые, как вы рассказываете о них в книжках ваших, люди - без жалости. Ведь ежели начнёт этих людей снизу-то горбом выпирать, - покатится вся наша жизнь сверху вниз...

Говорил он улыбаясь, но глаза его, позеленев, смотрели на меня сухо и пронзительно. Сознавая бесполезность моих слов, я довольно резко сказал, что жизнь насквозь несправедлива, а потому - непрочна, и что - рано или поздно - люди изменят не только формы, но и основания своих взаимоотношений.

Непрочна! - повторил он, как бы не расслышав слова - несправедлива. - Это - верно, непрочна. Знаки непрочности её весьма заметны стали. И - замолчал.

Посидев минуту, две, я стал прощаться, убеждённый, что знакомство наше пресеклось и уж больше не буду я пить чай у Бугрова с горячими калачами и зернистой икрой. Он молча и сухо пожал руку мне, но в прихожей неожиданно заговорил, вполголоса, напряжённо, глядя в угол, где сгустился сумрак:

А ведь человек - страшен! Ой, страшен человек! Иной раз - опамятуешься от суеты дней, и вдруг - сотрясётся душа, бессловесно подумаешь - о, господи! Неужто все - или многие - люди в таких же облаках тёмных живут, как ты сам? И кружит их вихорь жизни так же, как тебя? Жутко помыслить, что встречный на улице, чужой тебе человек проникает в душу твою и смятение твоё понятно ему... Говорил он нараспев, и странно было мне слушать это признание.

Человек - словно зерно под жерновом, и каждое зерно хочет избежать участи своей, - ведь вот оно, главное-то, около чего все кружатся и образуют вихорь жизни... Он замолчал, усмехаясь, а я сказал первое, что пришло в голову: - С такими мыслями - вам трудно жить!

Он чмокнул губами.

Вскоре он снова прислал за мною лошадь, и, беседуя с ним, я почувствовал, что ему ничего не нужно от меня, а - просто - скучно человеку и он забавляется возможностью беседовать с кем-то иного круга, иных мыслей. Держался он со мною всё менее церемонно и даже начал говорить отеческим тоном. Зная, что я сидел в тюрьме, он заметил:

Это - зря! Ваше дело - рассказывать, а не развязывать...

Что значит - развязывать?

То и значит: революция - развязка всех узлов, которые законами связаны и людей скрепляют для дела. Или вы - судья, или - подсудимый... Когда я сказал ему о назревающей неизбежности конституции, он, широко улыбаясь, ответил:

Да ведь при конституции мы, купечество, вам, беспокойным, ещё туже, чем теперь, гайки подвинтим. Но о политике он беседовал неохотно и пренебрежительно, тоном игрока в шахматы об игре в шашки.

Конечно, - всякая шашка хочет в дамки пролезть, а все другие шашки от этого проигрывают. Дело - пустенькое. В шахматах - там суть игры - мат королю!

Несколько раз он беседовал с царём Николаем.

Не горяч уголёк. Десяток слов скажет - семь не нужны, а три - не его. Отец тоже не великого ума был, а всё-таки - мужик солидный, крепкого запаха, хозяин! А этот - ласков, глаза бабьи... Он прибавил зазорное слово и вздохнул, говоря:

Не по земле они ходят, цари, не знают они, как на улице живут. Живут, скворцы в скворешнях, во дворцах своих, но даже тараканов клевать не умеют и - выходят из моды. Не страшны стали. А царь - до той минуты владыка, покуда страшен.

Говорил он небрежным тоном, ленивенькими словами, безуспешно пытаясь поймать ложкой чаинку в стакане чая. Но вдруг, отбросив ложку, приподнял брови, широко открыл зелёные болотные глаза.

Вот над этим подумать стоит, господин Горький, - чем будем жить, когда страх пропадёт, а? Пропадает страшок пред царём. Когда приезжал к нам, в Нижний, отец Николая, так горожане молебны служили благодарственные богу за то, что царя увидать довелось. Да! А когда этот, в девяносто шестом, на выставку приехал, так дворник мой, Михайло, говорит: "Не велик у нас царёк! И лицом неказист и роста недостойного для столь большого государства. Иностранные-то, глядя на него, поди-ко, думают: ну, какая там Россия, при таком неприглядном царе!" Вот как. А он, Михайло, в охране царской был. И никого тогда не обрадовал царёв наезд, - как будто все одно подумали: "Ох, не велик царёк у нас!"

Он взглянул в угол на умирающий, сапфировый огонёк лампады, встал, подошёл к двери и, приоткрыв её, крикнул:

Лампаду оправьте, эй! Бесшумно, как всегда, вошла, низко кланяясь, тёмная девица, встала на стул, оправляя лампаду, Бугров смотрел на её стройные ноги в чёрных чулках и ворчал:

Что это у вас в этой горнице лампада всегда плохо горит? Девица исчезла, уплыла, точно обрывок чёрной тучи…

…Однажды он спросил:

А что вы - различие между людями видите? Примерно- различие между мною и матросом с баржи?

Не велико, Николай Александрович.

Вот и мне тоже кажется: не велико для вас различие между людей. Так ли это? По-моему, очень тонко надо различать, кто - каков. Надобно подсказывать человеку, что в нём его, что - чужое. А вы - как в присутствии по воинской повинности: годен - негоден! Для чего же годен-то? Для драки? Пристукивая ребром ладони по столу, он сказал:

В человеке - одна годность: к работе! Любит, умеет работать - годен! Не умеет? Прочь его! В этом вся премудрость, с этим безо всяких конституций можно прожить.

Дай-ко мне ты власть, - говорил он, прищурив здоровый глаз до тонкости ножового лезвия, - я бы весь народ разбередил, ахнули бы и немцы и англичане! Я бы кресты да ордена за работу давал - столярам, машинистам, трудовым, чёрным людям. Успел в своём деле - вот тебе честь и слава! Соревнуй дальше. А что, по ходу дела, на голову наступил кому-нибудь - это ничего! Не в пустыне живём, не толкнув - не пройдёшь! Когда всю землю поднимем да в работу толкнем - тогда жить просторнее будет. Народ у нас хороший, с таким народом горы можно опрокинуть, Кавказы распахать. Только одно помнить надо: ведь вы сына вашего в позывной час плоти его сами к распутной бабе не поведёте - нет? Так и народ нельзя сразу в суету нашу башкой окунать - захлебнётся он, задохнётся в едком дыме нашем! Осторожно надо. Для мужика разум вроде распутной бабы - фокусы знает, и душу не ласкает. У мужика в соседях леший живёт, под печью - домовой, а мы его, мужика, телефоном по башке. Примите в расчёт вот что: трудно понять, кое место - правда, кое - выдумка? Когда выдумка-то издаля идёт, из древности, - так она ведь тоже силу правды имеет! Так что - пожалуй, леший, домовой - боле правда, чем телефон, фокус сего дня... Встал, взглянул в окно и проворчал:

Экое дурачьё!

…О работе он говорил много, интересно, и всегда в его речах о ней звучало что-то церковное, сектантское. Мне казалось, что к труду он относится почти религиозно, с твёрдой верой в его внутреннюю силу, которая со временем свяжет всех людей в одно необоримое целое, в единую, разумную энергию, - цель её: претворить нашу грязную землю в райский сад.

Это совпадало с моим отношением к труду; для меня труд - область, где воображение моё беспредельно, я верю, что все тайны и трагедии нашей жизни разрешатся только трудом и только он осуществит соблазнительную мечту о равенстве людей, о справедливой жизни.

Но скоро я убедился, что Бугров не "фанатик дела", он говорит о труде догматически, как человек, которому необходимо с достоинством заполнить глубокую пустоту своей жизни, насытить ненасытную жадность душевной скуки. Он был слишком крупен и здоров для пьянства, игры в карты, был уже стар для разврата и всякого хлама, которым люди его стада заполняют зияние своей душевной пустоты.

Однажды в вагоне, по дороге в Москву, ко мне подошёл кондуктор и сказал, что Бугров просит меня к нему в купе. Мне нужно было видеть его, я пошёл.

Он сидел, расстегнув сюртук, закинув голову, и смотрел в потолок на вентилятор.

Здорово! Садитесь. Вы что-то писали мне о босяках, не помню я...

Дмитрий Сироткин, пароходовладелец, старообрядец, кажется "австрийского согласия", впоследствии - епископ, нижегородский городской голова, издатель журнала "Церковь", умница и честолюбец, бойкий, широкий человек, предложил мне устроить для безработных дневное пристанище - это было необходимо того ради, чтоб защитить их от эксплоатации трактирщиков. Зимою из ночлежного дома выгоняли людей в 6 часов утра, когда на улицах ещё темно и делать нечего, "босяки" и безработные шли в "шалманы" - грязные трактиры, соблазнялись там чаем, водкой, напивали и поедали за зиму рублей на шестьдесят. Весною, когда начиналась работа на Оке и Волге, трактирщики распоряжались закупленной рабочей силою, как им было угодно, выжимая зимние долги.

Мы сняли помещение, где люди могли сидеть в тепле, давали им порцию чая за две копейки, фунт хлеба, организовали маленькую библиотеку, поставили пианино и устраивали в праздничные дни концерты, литературные чтения. Наше пристанище помещалось в доме с колоннами, его прозвали "Столбы", оно с утра до вечера было набито людьми, а "босяки" чувствовали себя подлинными

Хозяевами его, сами строго следили за чистотой, порядком. Разумеется, всё это стоило немалых денег, и я должен был просить их у Бугрова.

Пустяковина всё это, - сказал он, вздохнув. - На что годен этот народ? Негодники все, негодяи. Вон они даже часов не могут завести у себя. Я удивился.

В ночлежном у них часов нет, времени не знают. Испортились часы там...

Так вы велите починить их или купите новые. Бугров рассердился, заворчал:

Всё я да я! А сами они - не могут? Я сказал ему, что будет очень странно, если люди, у которых нет рубах и часто не хватает копейки на хлеб, будут, издыхая с голода, копить деньги на покупку стенных мозеровских часов.

Это очень рассмешило его, открыв рот и зажмурив глаза, он минуты две колыхался, всхлипывая, хлопая руками по коленям, а успокоясь, весело заговорил:

Ох, глупость я сморозил! Ну, знаете, это со мной бывает, - вдруг вижу я себя бедным и становлюсь расчётлив, скуп. Другие из нашего брата фальшиво прибедняются, зная, что бедному - легче, душе свободнее, с бедного меньше спрашивают и люди и бог. У меня - не то: я начисто забываю, что богат, пароходы имею, мельницы, деньги, забываю, что впрягла меня судьба в большой воз. В душе я не скуп, деньгами не обольщён, просят - даю. Крепко вытер платком мокрый глаз и продолжал задумчиво:

А бывает, хочется мне в бедном трактире посидеть и чаю со ржаным хлебом попить, так чтоб и крошки все были съедены. Это бы можно понять, если б я когда-то бедность испытал, но я родился богат. Богат, а - есть охота милостыню попросить, самому понять, как туго бедность живёт. Этого фокуса я не понимаю, и вам, наверное, не понять. Эдакое, слышал я, только у беременных баб бывает...

Отвалясь на спинку дивана и закрыв глаза, он тихо бормотал:

Капризен человек... чуден! Вот Гордей Чернов бросил всё своё богатство и дело на ходу, - в монастырь сбежал, да ещё на Афон, в самую строгость. Кириллов, Стёпа, благочестиво и мудро жил, скромен и учён, до шести десятков дожил, - закутил, поставил себя на дыбы, как молодой гуляка, на позор и смех людям отдал. "Всё, говорит, неправда, всё - фальшь и зло, богатые - звери, бедные - дураки, царь - злодей, честная жизнь - в отказе от себя!" Да. Вот - Зарубин тоже. Савва Морозов, большого ума человек, Николай Мешков - пермяк, с вами, революционерами, якшаются. Да - мало ли! Как будто люди всю жизнь плутали в темноте, чужими дорогами и вдруг - видят: вот она где, прямая наша тропа. А - куда тропа эта ведёт однако?

Он замолчал, тяжко вздохнув. За окном, в лунном сумраке, стремительно бежали деревья. Железный грохот поезда, раздирая тишину полей, гнал куда-то тёмные избы деревень. Испуганно катилась и пряталась в деревьях луна, вдруг выкатывалась в поле и медленно плыла над ним, усталая.

Перекрестясь, Бугров сказал угрюмо:

У нас, в России, особая совесть, она вроде как бешеная. Испугалась, обезумела, сбежала в леса, овраги, в трущобы, там и спряталась. Идёт человек своим путём, а она выскочит зверем - цап его за душу. И - каюк! Вся жизнь - прахом, хинью. Худое, хорошее - всё в один костёр... Он снова перекрестился, зажмурясь. Я стал прощаться с ним...

Однажды я встретил его в маленькой деревушке среди заволжских лесов. Я шёл на Китеж-озеро, остановился в деревне ночевать и узнал, что "ждут Бугрова", - он едет куда-то в скиты. Я сидел на завалине избы, у околицы; был вечер, уже пригнали стадо, со двора доносился приторный запах парного молока. В раскалённом небе запада медленно плавилась тёмносиняя туча, напоминая формой своей вырванное с корнем дерево. В опаловом небе над деревней плавали два коршуна, из леса притекал густой запах хвои и грибов, предо мною вокруг берёзы гудели жуки. Усталые люди медленно возились на улице и во дворах. Околдованная лесною тишиной, замирала полусонная, сказочная жизнь неведомых людей.

Когда стемнело - в улицу деревни въехала коляска, запряжённая парой крупных, вороных лошадей, в коляске развалился Бугров, окружённый какими-то свёртками, ящиками...

Вы как здесь? - спросил он меня. И тотчас предложил:

Айда со мною! Хороших девиц увидите. Тут, недалеко, скиток есть, приют для сирот, рукодельям девицы обучаются...

Большая горница, куда мы вошли, освещалась двумя лампами на стенах, третья, под красным бумажным абажуром, стояла на длинном столе среди чайной посуды, тарелок с мёдом, земляникой, лепёшками. Нас встретила в дверях высокая, красивая девица, держа в руках медный таз с водою, другая, похожая на неё, как сестра, вытянув руки, повесила на них длинное расшитое полотенце. Балагуря весело, Бугров вымыл руки, вытер мокрым полотенцем лицо, положил в таз две золотых монеты, подошёл к стене, где стояло штуки четыре пяльцев, причесал пред маленьким зеркалом волосы на голове, бороду и, глядя в угол, на огонь лампады пред образами в большом киоте с золотыми "виноградами", закинув голову, трижды истово перекрестился...

Спать мы легли на поляне, под окнами избы. Бугров - в телеге, пышно набитой сеном, я - положив на траву толстый войлок...

В непоколебимой тишине леса гукнул сыч, угрюмо и напрасно. Лес стоял плотной, чёрной стеною, и казалось, что это из него исходит тьма. Сквозь сыроватую мглу, в тёмном, маленьком небе над нами тускло светился золотой посев звёзд.

Глупа жизнь. Страшна путанностью своей, тёмен смысл её... А всё-таки - хороша?

Очень. Только вот умирать надо. Через минуту, две он добавил тихонько:

Скоро... Умирать... И - замолчал, должно быть, уснул.

Утром я простился с ним, уходя на Китеж-озеро, и больше уже не встречал Н.А.Бугрова.

Он умер, кажется, в десятом году и торжественно, как и следовало, похоронен в своём городе...

Бугров Николай Александрович Бугро́в Николай Александрович

(1837-1911), нижегородский купец, промышленник, один из крупнейших хлеботорговцев России. Из старообрядцев. Владел паровыми мельницами, на собственные средства построил здание Городской думы, приюты, школы и др. Поддерживал старообрядцев, живших в лесах Керженца и на р. Иргиз.

БУГРОВ Николай Александрович

БУГРО́В Николай Александрович (1837-1911), русский предприниматель, нижегородский купец, миллионер; самый крупный промышленник-финансист Нижегородской губернии конца 19 - начала 20 века, меценат и благотворитель. Николай Бугров родился в Нижнем Новгороде в старобрядческой купеческой семье и стал продолжателем дела, начатого его дедом, Петром Егоровичем, и продолженного отцом, Александром Петровичем. О деловой сметке и хватке П.Е. Бугрова писал в свое время В.И. Даль (см. ДАЛЬ Владимир Иванович) , а самому Н.А. Бугрову посвятил один из биографических очерков М. Горький.
Николай Бугров был крупным торговцем хлеба, с 1896 года он получил право поставлять хлеб для русской армии; владелец множества паровых мельниц, десятка пароходов, флотилии грузовых барж. «Товарищество паровых механических мельниц» Н.А. Бугрова имело представительства в 20 крупнейших городах России. Будучи крупнейшим домовладельцем Нижнего Новгорода, Николай Бугров вкладывал большие средства в строительство, часть дохода от которого он регулярно тратил уходила на содержание ночлежного дома, выстроенного его отцом. Николай Александрович завершил строительство в Нижнем Новгороде «Вдовьего дома», начатое его отцом, выстроил в Нижнем Новгороде здание Волжско-Камского банка на Рождественской улице, 27, профинансировал строительство здания Городской думы на Благовещенской площади (позднее - Дворец труда, Большая Покровская улица, 1), строил приюты, школы. Бугров выделял на благотворительность ежегодно 45% чистого дохода. Получив традиционное старообрядческое воспитание, Бугров поддерживал старообрядцев, живших в лесах Керженца и на реке Иргиз.

Энциклопедический словарь . 2009 .

Смотреть что такое "Бугров Николай Александрович" в других словарях:

- (1837 1911) нижегородский купец, промышленник, миллионер. Из старообрядцев. Владел паровыми мельницами. Подарил Н. Новгороду здание Городской думы, строил приюты, школы и др. Поддерживал старообрядцев, живших в лесах Керженца и на р. Иргиз … Большой Энциклопедический словарь

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Бугров. Николай Александрович Бугров … Википедия

Пролетарский писатель, рабочий ударник. Ч лен ВКП(б) с 1929. Род. в Москве, в семье сапожника кустаря. Учился в семилетке (не окончил). С 1925 рабочий листопрокатного цеха завода "Серп и молот". С 1932 выдвиженец редактор… … Большая биографическая энциклопедия

Николай Александрович (1838 1911), предприниматель, меценат, деятель старообрядчества. Из крестьян Нижегородской губернии. Начав дело с небольшого хлебного предприятия, стал одним из крупнейших хлеботорговцев России. На средства Бугрова были… … Русская история

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Бугров. Бугров, Александр Петрович (1809 год 1883 год) нижегородский купец, мукомол, благотворительный деятель. Содержание 1 Мельницы 2 Бугровы … Википедия

Бугров русская фамилия. Известные носители: Бугров, Виталий Иванович (1935 1994) советский критик. Бугров, Дмитрий Витальевич (род. 1962) российский историк, ректор УрГУ, сын Виталия Ивановича Бугрова. Бугров, Владимир… … Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Бугров. Бугров Пётр Егорович (1785 1859) богатейший купец Нижнего Новгорода. Крупный арендатор и модернизатор водяных мельниц. Его дело продолжил и преумножил сын Бугров… … Википедия

БУГРОВ - Н. А. Бугров. Фотография. Нач. ХХ в. Н. А. Бугров. Фотография. Нач. ХХ в. Николай Александрович (1837; Н. Новгород 16.04.1911; там же), беглопоповец, предприниматель, общественный деятель, благотворитель. Дед Б., удельный крестьянин дер. Тоскуйки … Православная энциклопедия

Бугров Н. А. - БУГРÓВ Николай Александрович (1838–1911), предприниматель, меценат, деятель старообрядчества. Из крестьян Нижегородской губ. Начав дело с небольшого хлебного предприятия, стал одним из крупнейших хлеботорговцев России. На средства Б. были… … Биографический словарь

В порядке рождения. Содержание 1 Родившиеся в Нижнем Новгороде 1.1 А 1.2 Б 1.3 В … Википедия