Юрий яковлев краткая биография. Юрий яковлев краткая биография Юю краткое

P.S. Если вы пришли по поводу «Снеговика с добрым лицом», то Вам сюда.

В Норвегии в разных районах раз в год, когда выпадает первый снег, пропадает какая-то женщина, обычно это домохозяйка, у которой есть дети. Около дома жертв убийца лепит снеговика. В 2004 году женщины стали пропадать чаще. Инспектор Харри Холе из отдела убийств начинает расследование.

Восьмидесятые (5 ноября 1980)

Румерике – место действия. 5 ноября 1980 года Сара Квинеслан с сыном едет к своему любовнику. Сын остается запертым в машине, а она идет на короткое свидание. Ее любовник уезжает далеко, поэтому им так важно увидеться сегодня. Любовник замечает снеговика в окне и пугается. Когда свидание заканчивается, Сара застает в машине перепуганного и расстроенного мальчика. Он увидел что-то нехорошее, пытается рассказать ей, но она его не слышит из-за музыки в машине. Глава заканчивается словами мальчика «Мы умрем».

Глава вторая, ноябрь 2004 года.

И вот на станицах романа появляется сыщик Харри Холе. Очередное сложное утро, которое бывает у большинства людей, злоупотребляющих спиртным. Холе впускает в квартиру травильщика настенного грибка, а сам идет на работу, в отдел убийств.

На совещании он узнает о пропавшей год назад женщине, домохозяйке. В его отдел приходит новая сотрудница – молодая женщина по имени Катрина Братт. Она перевелась из Бергена.

Появляется бывшая возлюбленная инспектора Холе – Ракель. Они расстались, но чувства не угасли и на протяжении романа они будут встречаться. Хоть Ракель вроде и счастлива с новым мужчиной и даже собирается за него замуж. Это врач Матиас. У Ракель есть сын-подросток от предыдущего брака – Олег.

Перед домом семьи мальчика Юнаса Беккера появляется снеговик. Отец Филип уехал, а мальчик просыпается ночью и не находит маму, Бирту. Выходит на улицу и видит снеговика, на котором надет мамин розовый шарф, тот, что он сам подарил ей на рождество.

Снова в прошлое

Затем мы отправляемся в ноябрь 1992 года. В окрестностях Бергена, на горе Ульрикен отряд полиции под руководством Герта Рафто находит расчлененное тело молодой женщины. Мы узнаем, что Рафто был когда-то любимцем журналистов и звездой полиции, но из-за того, что он не брезговал жесткими методами ведения допросов, подтасовкой вещественных доказательств и воровством драгоценностей жертв, его репутация сильно пошатнулась. На противоположном холме стоит снеговик.

После разговора с подругой жертвы Рафто звонит убийца и предлагает встретиться. Инспектор встречается с ним в безлюдной части парка около тотемного столба. Рафто знает убийцу и у них происходит интересный разговор – о страхе жертв, запахе адреналина, тотемных столбах, которые хранят души умерших. О том, что преступнику нравится игра, он ведет ее с лучшими (полицейскими). На шее у него зеленый камень, который был на подруге жертвы, когда ее допрашивал инспектор. Глава заканчивается описанием ужаса, которое испытывает полицейский по необъяснимой причине.

Повествование книги возвращается в 2004 год

Полицейские продолжают искать Бирту Беккер, маму мальчика Юнаса.

Внутри снеговика Харри находит телефон Бирты.

Создается оперативная группа по расследованию исчезновения женщин, состоящая из Холли, Катрины Братт, Магнуса Скарре и криминалиста Бьёрна Холма.

Инспектор Холе вспоминает, что получил странное письмо после того, как поучаствовал в телепрограмме, посвященной серийным убийцам.

Скоро выпадет первый снег. И тогда он снова объявится. Снеговик. А когда
снег растает, он снова кого-то заберет с собой. Ты должен спросить себя вот о
чем. Кто сделал снеговика? Кто породил Мурри?
Потому что сам снеговик об этом не знает.

Робин Тувумба – серийный маньяк из Австралии, убивающий женщин. Был пойман и убит детективом Харри Холе. Мурри – псевдоним Тувумбы.

Далее мы наблюдаем, как домохозяйка Сильвия Оттерсен, мать девочек-близняшек, бежит от маньяка по лесной местности где-то рядом с горами в Соллихёгде. Маньяк нашел ее хлеву, где она резала кур. Он рассказал ей, почему она умрет и как именно. Топориком, который был у нее, она ударила его по руке. И убежала. Но в ручье она попадает в лисий капкан, теряет топорик и маньяк настигает ее. В этот же день Харрри находит в лесу снеговика с головой Сильвии.

Опергруппа выясняет, что близняшки убитой Сильвии и сын предыдущей жертвы,Юнас, наблюдаются в одной и той же клинике – клинике пластической хирургии. А возглавляет ее Идар Ветлесен, необычный персонаж, не слишком обремененный моралью, зато помешанный на деньгах и своем положении в обществе.

Затем Катрина и Холле выясняют, что Идар 2 раза в неделю снимает номер в затрапезной гостинице и к нему приходит много африканских женщин. Он приносит с собой докторский чемоданчик, а полотенца, которые обнаруживают при уборке номера, всегда в крови. После долгих попыток выяснить, по какому поводу к нему приходили похищенные женщины с детьми, используя шантаж Идара теми визитами в гостиницу, полицейские узнают, что он, помимо пластической хирургии, единственный в Норвегии специалист по редкому наследственному заболеванию – болезни Фара. Это и есть причина обращения к нему мам с детьми.

Переговорив с его бывшим коллегой, Матиасом, по совместительству тем самым новым парнем Ракель, выясняется, что тот и понятия об этом не имеет. А значит, по-прежнему неясно, какова была цель прихода в клинику жертв.

Катрина ищет закономерности в действиях маньяка. И обнаруживает, что всех женщин он похищает в тот день, когда выпадает первый снег. Также мы узнаем о том, что полицейский Герт Рафто (тот, что встречался с убийцей у тотемного столба) без вести пропал, и теперь является главным подозреваемым по этому делу.

При проведении экспертизы бумаги, на которой было написано письмо Снеговика к Холе, выявлено, что это особый папирус японского происхождения ручной работы. Полицейские находят маленький магазинчик в Бергене, где владельцы вспоминают, что остатки такой бумаги достались Рафто в обмен на драгоценность с места преступления.

Харри и Катрина едут в Берген, чтобы побольше разузнать о Герте Рафто. Там они находят его труп в холодильнике, в загородном доме Рафто, где никто не бывает. У трупа вышит рот черными нитками, а нос вырезан – вместо него приделана морковка. Снеговик был завершен.

После возвращения в Осло, детективы обнаруживают исчезновение Идара Ветлесена. На следующий день его находят мертвым в загородном клубе – он умер от инъекции вещества, вызывающего паралич и остановку дыхания. Которое, как кажется на первый взгляд, ввел себе сам. На нем надеты ботинки, следы от которых совпадают с найденными на месте преступления в Соллихёгде.

Холе возвращается в бордель, где доктор Идар Ветлесен снимал номер. Там он допрашивает негритянку, которая спрашивала о докторе, и она рассказывает ему о том, что он помогал ей и другим проституткам – делал анализы на венерические заболевания и назначал лечение. Причем совершенно бесплатно.

Полиция официально заявляет, что погибший доктор Ветлесен и есть Снеговик. Но Харри почему-то не чувствует радости триумфа и уходит в запой. Из-за чего не появляется на работе 4 дня. Только начальник полиции собрался его уволить за алкоголизм и прогулы, Харри внезапно появляется на работе и начальство застает его в кабинете со шприцом в вене. Это был следственный эксперимент, в результате которого Холе установил, что врача убили. Сам он был правшой, а шнурки на ботинках завязаны так, что это мог сделать или левша, или посторонний человек. Например, убийца. И Идар не успел бы ввести себе весь объем шприца, вещество действует очень быстро и он умер бы раньше, до того, как опустел шприц. Но в его вене был найден полностью пустой шприц.

То тут, то там мелькает известный журналист Арве Стёп. То мы видим его вместе с Идаром в спортивном клубе, то слышим по радио, то о нем рассказывает Ракель – что он очень любит женщин и её подруга встречалась с ним. После смерти Идара Харри допрашивает его, но ничего не узнает, кроме того, что Идар лечил его проблемы с локтем. Однако никакой медицинской документации в клинике об этом нет.

Перед окнами кабинета Харри появляется очередной снеговик.

Ракель находит на стекле записку с угрозами.

Детективы обнаруживают в списке последних звонивших Идару профессора Филиппа Беккера. На машине Камиллы находят его отпечатки пальцев. Беккера арестовывают. Холе допрашивает его и узнает, что он не Снеговик, Бирта, жена, ему изменяла. Как раз с мужем Камиллы, Эриком. И на парковке он хотел поговорить с Эриком, но наткнулся на Камиллу. Камилла объявляется, она уехала в Ниццу, поскольку Филипп рассказал ей об измене, и требует развод у мужа. Так что, наш маньяк – вовсе не профессор Беккер.

Харри специально попадает в прямой эфир известного телешоу, в котором также участвует Стёп. Где он задает ему провокационные вопросы, чтобы посмотреть на его реакцию.

После телепередачи Харри возвращается домой и замечает преследователя. Им оказывается многострадальный Беккер. Он сообщает инспектору, что он сделал анализ ДНК, и Юнас не его сын. А также он выяснил, что 7 лет назад мальчику делали аналогичный анализ. Имя заказчика – врач Идар Ветлесен.

Друг детства Харри, Валенок, игрок в покер, проводит по его просьбе анализ блефа по записи программы для известного журналиста Арве Стёпа. Мы узнаем, что он определенно соврал на вопрос о случаях сумасшествия и наследственных заболеваний в его семье.

Холе едет в отдел установления отцовства при Королевском госпитале. Он подозревает, что все дети пропавших женщин были детьми не от своих отцов, и возможно, имеют какое-то наследственное заболевание.

Затем инспектор выясняет, что Катрина Братт на самом деле дочь убитого маньяком полицейского Герта Рафто. Харри вламывается в ее кабинет и обнаруживает в одном из ящиков стола кольцо жены Филиппа Беккера, которое он запомнил, когда осматривал их дом.

Катрина посещает юбилейный вечер, посвященный газете Стёпа и договаривается с ним о свидании.

Харри тем временем едет в ее квартиру и проникает внутрь. Он находит газетные вырезки на стене – все они про расследования, которые вел он. Также он обнаруживает рисунки снеговиков. А в ее компьютере он находит то самое письмо Снеговика.

Позвонив в отдел установления отцовства Холе узнает, что отец близняшек и Юниса – Арве Стёп. Но до этого туда уже звонила Катрина. Он с криминалистом Холмсом отправляется ее искать.

А тем временем Катрина душит в ванной Стёпа. Но Харри с криминалистом успевают его спасти. А вот Катрины нигде нет. Потом Харри видит внизу в воде ее черное кожаное пальто и прыгает в ледяную воду. Но женщины там не оказывается, она провела его, выбросив пальто.

Надавив на Стёпа, пообещав обнародовать подробности его позорной попытки убийства, Харре узнает о том, как на семинарах он познакомился с Бритой и Сильвией, как соблазнил их, как узнал, что у них от него родились дети. Он заплатил Идару за швейцарские медицинские курсы по болезни Фара, так как это заболевание было у него, и он беспокоился о том, что и у детей оно тоже проявится. И снова облом – Стёп не наш Снеговик-маньяк.

Харри находит Катрину в загородном доме ее отца. Она признается, что послала ему это письмо, чтобы он помог найти ей Снеговика. Но все продолжают считать ее маньяком-убийцей. Инспектор арестовывает ее.

При разговоре с соседом Холе выясняет, что травильщик грибка приходил только к нему.

Затем с криминалистом детектив отправляется снова в Соллихёгду, чтобы взять повторные анализы крови в хлеву. Они уверены, что найдут там кровь убийцы, так как жертва поранила его. Там же детективы находят лопату со следами земли. Муж убитой Сильвии говорит, что закапывал колышки для ограды, но Харри не верит ему.

Развязка и имя убийцы

В парке обнаруживают еще один труп женщины. Он рачленен и сшит снова, как поступают с трупами студенты медики. Харри с криминалистом едут в морг, где работает новый возлюбленный его бывшей девушки, Матиас, и находят там трупы жертв маньяка. Группа крови из хлева в Соллихёгде совпадает с группой крови Матиаса.

Затем мы снова возвращаемся в 1980 год. Помните мальчика, которого оставила мама в машине, а сама пошла изменять мужу? Это и был Матиас, будущий муж Ракель. От нечего делать он слепил снеговика, а потом заметил через окно мать в объятиях любовника. У мужчины была такая же врожденная аномалия, как и у него – отсутствие сосков. Эта ситуация настолько потрясла его, что он решил умереть сам, а заодно и забрать мать с собой.

Поэтому когда они возвращались домой в машине, он ударил ее домкратом по голове. Машина потеряла управление и въехала в реку. Но мальчику удалось выбраться. Затем он становится врачом-неврологом – умным, внимательным, которого любят и уважают пациенты. И его первая жертва – Лайла Осен, пришла к нему на прием с маленькой дочкой с наследственным заболеванием. Анализы показали, что официальный отец девочки вовсе не ее отец. И следующая его жертва – Герт Рафто, тоже был у него на приеме с алкогольной полиневропатией. Он даже выезжал к нему на дом, где увидел материалы дел об убийствах и подумал о том, какие они все дилетанты. Полицейский и врач часто встречались и беседовали, в том числе и о полицейских делах. Матиас знал и о его семье, и о его загородном доме. Когда он спросил у полицейского, как воспроизвести идеальное убийство, тот буркнул: «Подружись с жертвой, убей ее, а затем убей следователя». Что безумный врач в дальнейшем и сделал.

Убийца не может простить мать, он считает ее виновным в том, что у него болезнь Рейно – из-за чего его руки и ноги немеют, а также склеродермия – неизлечимая болезнь, от которой, как он знает, он может умереть молодым. Он считает, что если бы она не изменяла отцу, то он был бы здоров.

Матиас уговаривает Лайлу встретится с ним на горе Ульрикен, чтобы поговорить о заболевании ее дочери и о ее настоящем отце. Дальше мы все знаем. Следующих жертв он нашел через Идара, работая вместе с ним в клинике Мариенлюст. Идар делал анализы на отцовство по его просьбе. И спрятать трупы для него не составляло труда, так как он часто работал в морге со студентами.

Следующая безумная идея маньяка — подобраться к Холе. Он видел его по телевизору, в передаче, где тот рассказывал о поимке серийного убийцы в Австралии. И тут как раз Олег, мальчик Ракель, попадает в клинику, где работает Матиас. Поскольку симптомы его болезни стали проявляться сильнее, он стал убивать чаще и начал подготовку своего главного представления – убийства Ракель и Харри Холе. Ракель он тоже считает шлюхой, как и остальных своих жертв. Олег – ее сын, не от бывшего мужа, а от другого человека. К тому же, он узнает, что она изменяет ему с инспектором.

Харри идет в квартиру Матиаса арестовывать его, но находит там тело Бирты – с часами Ракель и в ее любимом платье. А в доме Ракели маньяк начинает организовывать представление – сооружает огромного снеговика, сажает на него Ракель, а вокруг ее шеи — раскаленная петля, которая в любой момент может отсечь ей голову. Но Харри спасает любимую, теряя при этом средний палец на руке, а Матиаса арестовывает на трамплине, куда тот пошел, чтобы осуществить мечту — умереть в полете. Ну и с тайной надеждой перед своей смертью убить таки инспектора.

Добро побеждает зло и хэппи-энд!

Если уж слушать, Ника, то слушай внимательно. Звали её Ю-ю . Просто так. Увидев её впервые маленьким котенком, молодой человек трех лет вытаращил глаза от удивления, вытянул губы трубочкой и произнес: «Ю-ю». Мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей. Всем кошкам кошка. Темно-каштановая с огненными пятнами, на груди пышная белая манишка, усы в четверть аршина, шерсть длинная и вся лоснится, задние лапки в широких штанинах, хвост как ламповый ерш!.. Ника, спусти с колеи Бобика. Неужели ты думаешь, что щенячье ухо это вроде ручки от шарманки? Если бы так тебя кто-нибудь крутил за ухо? А самое замечательное в ней было - это её характер. И никогда не верь тому, что тебе говорят дурного о животных. Тебе скажут: осел глуп. Когда человеку хотят намекнуть, что он недалек умом, упрям и ленив, - его деликатно называют ослом. Запомни же, что, наоборот, осел животное не только умное, но и послушное, и приветливое, и трудолюбивое. Но если его перегрузить свыше его сил или вообразить, что он скаковая лошадь, то он просто останавливается и говорит: «Этого я не могу. Делай со мной что хочешь».

(О гусях) А какие они славные отцы и матери, если бы ты знала. Птенцов высиживают поочередно - то самка, то самец. Гусь даже добросовестнее гусыни. Если она в свой досужный час заговорится через меру с соседками у водопойного корыта, по женскому обыкновению, - господин гусь выйдет, возьмет её клювом за затылок и вежливо потащит домой, ко гнезду, к материнским обязанностям.

И очень смешно, когда гусиное семейство изволит прогуливаться. Впереди он, хозяин и защитник. От важности и гордости клюв задрал к небу. На весь птичник глядит свысока. Но беда неопытной собаке или легкомысленной девочке, вроде тебя, Ника, если вы ему не уступите дороги: сейчас же зазмеит лад землею, зашипит, как бутылка содовой воды, разинет жесткий клюв, а назавтра Ника ходит с огромным синяком на левой ноге, ниже колена, а собачка все трясет ущемленным ухом. И вся семья гусиная - точь-в-точь как добрая немецкая фамилия на праздничной прогулке.

Или, возьмем, лошадь. Что про нее говорят? Лошадь глупа. У нее только красота, способность к быстрому бегу да память мест. А так - дура дурой, кроме того ещё, что близорука, капризна, мнительна и непривязчива к человеку. Но этот вздор говорят люди, которые держат лошадь в темных конюшнях, которые не знают радости воспитать её с жеребячьего возраста, которые никогда не чувствовали, как лошадь благодарна тому, кто её моет, чистит, водит коваться, поит и задает корм. У такого человека на уме только одно: сесть на лошадь верхом и бояться, как бы она его не лягнула, не куснула, не сбросила. В голову ему не придет освежить лошади рот, воспользоваться в пути более мягкой дорожкой, вовремя попоить умеренно, покрыть попонкой или своим пальто на стоянке... За что же лошадь будет его уважать, спрашиваю я тебя? А ты лучше спроси у любого природного всадника о лошади, и он тебе всегда ответит: умнее, добрее, благороднее лошади нет никого, - конечно, если только она в хороших, понимающих руках. У арабов лошадь член семьи.

Так, в Древней Греции был крошечный городишко с огромнейшими городскими воротами. По этому поводу какой-то прохожий однажды пошутил: смотрите бдительно, граждане, за вашим городом, а то он, пожалуй, ускользнет в эти ворота. Спала Ю-ю в доме, где хотела. Когда дом начинал просыпаться, - первый её деловой визит бывал всегда ко мне и то лишь после того, как её чуткое ухо улавливало утренний чистый детский голосок, раздававшийся в комнате рядом со мною. Ю-ю открывала мордочкой и лапками неплотно затворяемую дверь, входила, вспрыгивала на постель, тыкала мне в руку или в щеку розовый нос и говорила коротко: «Муррм». Она спрыгивала на пол и, не оглядываясь, шла к двери. Она не сомневалась в моем повиновении.

Я слушался. Одевался наскоро, выходил в темноватый коридор. Блестя желто-зелеными хризолитами глаз, Ю-ю дожидалась меня у двери, ведущей в комнату, где обычно спал четырехлетний молодой человек со своей матерью. Я приотворял её. Чуть слышное признательное «мрм», S-образное движение ловкого тела, зигзаг пушистого хвоста, и Ю-ю скользнула в детскую.

Там - обряд утреннего здорованья. Ю-ю никогда не попрошайничает. (За услугу благодарит кротко и сердечно.) Но час прихода мальчишки из мясной и его шаги она изучила до тонкости. Если она снаружи, то непременно ждет говядину на крыльце, а если дома - бежит навстречу говядине в кухню. Кухонную дверь она сама открывает с непостижимой ловкостью. Бывает, что мальчуган долго копается, отрезая и взвешивая. Тогда от нетерпения Ю-ю зацепляется когтями за закраину стола и начинает раскачиваться вперед и назад, как циркач на турнике. Но - молча. Мальчуган - веселый, румяный, смешливый ротозей. Он страстно любит всех животных, а в Ю-ю прямо влюблен. Но Ю-ю не позволяет ему даже прикоснуться к себе. Надменный взгляд - и прыжок в сторону. Она горда! Она никогда не забывает, что в её жилах течет голубая кровь от двух ветвей: великой сибирской и державной бухарской. Мальчишка для нее - всего лишь кто-то, приносящий ей ежедневно мясо. На все, что вне её дома, вне её покровительства и благоволения, она смотрит с царственной холодностью. Нас она милостиво приемлет. Я любил исполнять её приказания. Вот, например, я работаю над парником, вдумчиво отщипывая у дынь лишние побеги - здесь нужен большой расчет. Жарко от летнего солнца и от теплой земли. Беззвучно подходит Ю-ю. «Мрум!» Это значит: «Идите, я хочу пить». Разгибаюсь с трудом. Ю-ю уже впереди. Ни разу не обернется на меня. Посмею ли я отказаться или замедлить? Она ведет меня из огорода во двор, потом на кухню, затем по коридору в мою комнату. Учтиво отворяю я перед нею все двери и почтительно пропускаю вперед. Придя ко мне, она легко вспрыгивает на умывальник, куда проведена живая вода, ловко находит на мраморных краях три опорных точки для трех лап - четвертая на весу для баланса, - взглядывает на меня через ухо и говорит: «Мрум. Пустите воду».

Я даю течь тоненькой серебряной струйке. Изящно вытянувши шею, Ю-ю поспешно лижет воду узким розовым язычком. Кошки пьют изредка, но долго и помногу. Бывали у меня с Ю-ю особенные часы спокойного семейного счастья. Это тогда, когда я писал по ночам: занятие довольно изнурительное, но если в него втянуться, в нем много тихой отрады. Царапаешь, царапаешь пером, вдруг не хватает какого-то очень нужного слова. Остановился. Какая тишина! И вздрогнешь от мягкого упругого толчка. Это Ю-ю легко вскочила с пола на стол. Совсем неизвестно, когда пришла.

Царапает, царапает перо. Сами собою приходят ладные, уклюжие слова. В послушном разнообразии строятся фразы. Но уже тяжелеет голова, ломит спину, начинают дрожать пальцы правой руки: того и гляди, профессиональная судорога вдруг скорчит их, и перо, как заостренный дротик, полетит через всю комнату. Не пора ли? И Ю-ю думает, что пора. Она уже давно выдумала развлечение: следит внимательно за строками, вырастающими у меня на бумаге, водя глазами за пером, и притворяется перед самой собою, что это я выпускаю из него маленьких, черных, уродливых мух. И вдруг хлоп лапкой по самой последней мухе. Удар меток и быстр: черная кровь размазана по бумаге. Пойдем спать, Ю-юшка. Пусть мухи тоже поспят до завтрева. За окном уже можно различить мутные очертания милого моего ясеня. Ю-ю сворачивается у меня в ногах, на одеяле. Заболел Ю-юшкин дружок и мучитель Коля. Ох, жестока была его болезнь; до сих пор страшно вспоминать о ней. Тут только я узнал, как невероятно цепок бывает человек и какие огромные, неподозреваемые силы он может обнаружить в минуты любви и гибели.

У людей, Ника, существует много прописных истин и ходячих мнений, которые они принимают готовыми и никогда не потрудятся их проверить. Так, тебе, например, из тысячи человек девятьсот девяносто девять скажут: «Кошка - животное эгоистическое. Она привязывается к жилью, а не к человеку». Они не поверят, да и не посмеют поверить тому, что я сейчас расскажу про Ю-ю. Ты, я знаю, Ника, поверишь! Кошку к больному не пускали. Пожалуй, это и было правильным. Толкнет что-нибудь, уронит, разбудит, испугает. И её недолго надо было отучать от детской комнаты. Она скоро поняла свое положение. Но зато улеглась, как собака, на голом полу снаружи, у самой двери, уткнув свой розовый носик в щель под дверью, и так пролежала все эти черные дни, отлучаясь только для еды и кратковременной прогулки. Отогнать её было невозможно. Да и жалко было. Через нее шагали, заходя в детскую и уходя, её толкали ногами, наступали ей на хвост и на лапки, отшвыривали порою в спешке и нетерпении. Она только пискнет, даст дорогу и опять мягко, но настойчиво возвращается на прежнее место. О таковом кошачьем поведении мне до этой поры не приходилось ни слышать, ни читать. На что уж доктора привыкли ничему не удивляться, но даже доктор Шевченко сказал однажды со снисходительной усмешкой:

Комичный у вас кот. Дежурит! Это курьезно... Ах, Ника, для меня это вовсе не было ни комично, ни курьезно. До сих пор у меня осталась в сердце нежная признательность к памяти Ю-ю за её звериное сочувствие... И вот что ещё было странно. Как только в Колиной болезни за последним жестоким кризисом наступил перелом к лучшему, когда ему позволили все есть и даже играть в постели, - кошка каким-то особенно тонким инстинктом поняла, что пустоглазая и безносая отошла от Колина изголовья, защелкав челюстями от злости. Ю-ю оставила свой пост. Долго и бесстыдно отсыпалась она на моей кровати. Но при первом визите к Коле не обнаружила никакого волнения. Тот её мял и тискал, осыпал её всякими ласковыми именами, назвал даже от восторга почему-то Юшкевичем! Она же вывернулась ловко из его ещё слабых рук, сказала «мрм», спрыгнула на пол и ушла. Какая выдержка, чтобы не сказать: спокойное величие души!..

(кошка собиралась говорить по телефону)

А вот собиралась-таки. Послушай, Ника, как это вышло. Встал с постели Коля худой, бледный, зеленый; губы без цвета, глаза ввалились, ручонки на свет сквозные, чуть розоватые. Но уже говорил я тебе: великая сила и неистощимая - человеческая доброта. Удалось отправить Колю для поправки, в сопровождении матери, верст за двести в прекрасную санаторию. Ю-ю с отъездом двух своих друзей - большого и маленького - долго находилась в тревоге и в недоумении. Ходила по комнатам и все тыкалась носом в углы. Ткнется и скажет выразительно: «Мик!» Впервые за наше давнее знакомство я стал слышать у нее это слово. Что оно значило по-кошачьи, я не берусь сказать, но по-человечески оно ясно звучало примерно так: «Что случилось? Где они? Куда пропали?»

И она озиралась на меня широко раскрытыми желто-зелеными глазами; в них я читал изумление и требовательный вопрос. Телефонный аппарат наш помещался в крошечной передней на круглом столике, и около него стоял соломенный стул без спинки. Не помню, в какой из моих разговоров с санаторней я застал Ю-ю сидящей у моих ног; знаю только, что это случилось в самом начале. Но вскоре кошка стала прибегать на каждый телефонный звонок и, наконец, совсем перенесла свое место жилья в переднюю.

Люди вообще весьма медленно и тяжело понимают животных; животные - людей гораздо быстрее и тоньше. Я понял Ю-ю очень поздно, лишь тогда, когда однажды среди моего нежного разговора с Колей она беззвучно прыгнула с пола мне на плечи, уравновесилась и протянула вперед из-за моей щеки свою пушистую мордочку с настороженными ушами.

Я подумал: «Слух у кошки превосходный, во всяком случае, лучше, чем у собаки, и уж гораздо острее человеческого». Очень часто, когда поздним вечером мы возвращались из гостей, Ю-ю, узнав издали наши шаги, выбегала к нам навстречу за третью перекрестную улицу. Значит, она хорошо знала своих. И ещё. Был у нас знакомый очень непоседливый мальчик Жоржик, четырех лет. Посетив нас в первый раз, он очень досаждал кошке: трепал её за уши и за хвост, всячески тискал и носился с нею по комнатам, зажав её поперек живота. Этого она терпеть не могла, хотя по своей всегдашней деликатности ни разу не выпустила когтей. Но зато каждый раз потом, когда приходил Жоржик - будь это через две недели, через месяц и даже больше, - стоило только Ю-ю услышать звонкий голосишко Жоржика, раздававшийся ещё на пороге, как она стремглав, с жалобным криком бежала спасаться: летом выпрыгивала в первое отворенное окно, зимою ускользала под диван или под комод. Несомненно, она обладала хорошей памятью.

«Так что же мудреного в том, - думал я, - что она узнала Колин милый голос и потянулась посмотреть: где же спрятан её любимый дружок?»

Мне очень захотелось проверить мою догадку. В тот же вечер я написал письмо в санаторию с подробным описанием кошкиного поведения и очень просил Колю, чтобы в следующий раз, говоря со мной по телефону, он непременно вспомнил и сказал в трубку все прежние ласковые слова, которые он дома говорил Ю-юшке. А я поднесу контрольную слуховую трубку к кошкиному уху. Вскоре получил ответ. Коля очень тронут памятью Ю-ю и просит передать ей поклон. Говорить со мною из санатории будет через два дня, а на третий соберутся, уложатся и выедут домой. И правда, на другой же день утром телефон сообщил мне, что со мной сейчас будут говорить из санатории. Ю-ю стояла рядом на полу. Я взял её к себе на колени - иначе мне трудно было бы управляться с двумя трубками. Зазвенел веселый, свежий Колин голосок в деревянном ободке. Какое множество новых впечатлений и знакомств! Сколько домашних вопросов, просьб и распоряжений! Я едва-едва успел вставить мою просьбу:

Дорогой Коля, я сейчас приставлю Ю-юшке к уху телефонную трубку. Готово! Говори же ей твои приятные слова. - Какие слова? Я не знаю никаких слов, - скучно отозвался голосок. - Коля, милый, Ю-ю тебя слушает. Скажи ей что-нибудь ласковое. Поскорее. - Да я не зна-аю. Я не по-омню. А ты мне купишь наружный домик для птиц, как здесь у нас вешают за окна? - Ну, Коленька, ну, золотой, ну, добрый мальчик, ты же обещал с Ю-ю поговорить. - Да я не знаю говорить по-кошкиному. Я не умею. Я забы-ыл. В трубке вдруг что-то щелкнуло, крякнуло, и из нее раздался резкий голос телефонистки: «Нельзя говорить глупости. Повесьте трубку. Другие клиенты дожидаются.» Легкий стук, и телефонное шипение умолкло. Так и не удался наш с Ю-ю опыт. А жаль. Очень интересно мне было узнать, отзовется ли наша умная кошка или нет на знакомые ей ласковые слова своим нежным «муррум». Вот и все про Ю-ю.

Не так давно она умерла от старости, и теперь у нас живет кот-воркот, бархатный живот. О нем, милая моя Ника, в другой раз.

Если уж слушать, Ника, то слушай внимательно. Звали её Ю-ю. Просто так. Увидев её впервые маленьким котенком, молодой человек трех лет вытаращил глаза от удивления, вытянул губы трубочкой и произнес: "Ю-ю". Мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей. Всем кошкам кошка. Темно-каштановая с огненными пятнами, на груди пышная белая манишка, усы в четверть аршина, шерсть длинная и вся лоснится, задние лапки в широких штанинах, хвост как ламповый ерш!.. Ника, спусти с колеи Бобика. Неужели ты думаешь, что щенячье ухо это вроде ручки от шарманки? Если бы так тебя кто-нибудь крутил за ухо? А самое замечательное в ней было - это её характер. И никогда не верь тому, что тебе говорят дурного о животных. Тебе скажут: осел глуп. Когда человеку хотят намекнуть, что он недалек умом, упрям и ленив, - его деликатно называют ослом. Запомни же, что, наоборот, осел животное не только умное, но и послушное, и приветливое, и трудолюбивое. Но если его перегрузить свыше его сил или вообразить, что он скаковая лошадь, то он просто останавливается и говорит: "Этого я не могу. Делай со мной что хочешь".

(О гусях) А какие они славные отцы и матери, если бы ты знала. Птенцов высиживают поочередно - то самка, то самец. Гусь даже добросовестнее гусыни. Если она в свой досужный час заговорится через меру с соседками у водопойного корыта, по женскому обыкновению, - господин гусь выйдет, возьмет её клювом за затылок и вежливо потащит домой, ко гнезду, к материнским обязанностям.

И очень смешно, когда гусиное семейство изволит прогуливаться. Впереди он, хозяин и защитник. От важности и гордости клюв задрал к небу. На весь птичник глядит свысока. Но беда неопытной собаке или легкомысленной девочке, вроде тебя, Ника, если вы ему не уступите дороги: сейчас же зазмеит лад землею, зашипит, как бутылка содовой воды, разинет жесткий клюв, а назавтра Ника ходит с огромным синяком на левой ноге, ниже колена, а собачка все трясет ущемленным ухом. И вся семья гусиная - точь-в-точь как добрая немецкая фамилия на праздничной прогулке.

Или, возьмем, лошадь. Что про нее говорят? Лошадь глупа. У нее только красота, способность к быстрому бегу да память мест. А так - дура дурой, кроме того ещё, что близорука, капризна, мнительна и непривязчива к человеку. Но этот вздор говорят люди, которые держат лошадь в темных конюшнях, которые не знают радости воспитать её с жеребячьего возраста, которые никогда не чувствовали, как лошадь благодарна тому, кто её моет, чистит, водит коваться, поит и задает корм. У такого человека на уме только одно: сесть на лошадь верхом и бояться, как бы она его не лягнула, не куснула, не сбросила. В голову ему не придет освежить лошади рот, воспользоваться в пути более мягкой дорожкой, вовремя попоить умеренно, покрыть попонкой или своим пальто на стоянке... За что же лошадь будет его уважать, спрашиваю я тебя? А ты лучше спроси у любого природного всадника о лошади, и он тебе всегда ответит: умнее, добрее, благороднее лошади нет никого, - конечно, если только она в хороших, понимающих руках. У арабов лошадь член семьи.

Так, в Древней Греции был крошечный городишко с огромнейшими городскими воротами. По этому поводу какой-то прохожий однажды пошутил: смотрите бдительно, граждане, за вашим городом, а то он, пожалуй, ускользнет в эти ворота. Спала Ю-ю в доме, где хотела. Когда дом начинал просыпаться, - первый её деловой визит бывал всегда ко мне и то лишь после того, как её чуткое ухо улавливало утренний чистый детский голосок, раздававшийся в комнате рядом со мною. Ю-ю открывала мордочкой и лапками неплотно затворяемую дверь, входила, вспрыгивала на постель, тыкала мне в руку или в щеку розовый нос и говорила коротко: "Муррм". Она спрыгивала на пол и, не оглядываясь, шла к двери. Она не сомневалась в моем повиновении.

Я слушался. Одевался наскоро, выходил в темноватый коридор. Блестя желто-зелеными хризолитами глаз, Ю-ю дожидалась меня у двери, ведущей в комнату, где обычно спал четырехлетний молодой человек со своей матерью. Я приотворял её. Чуть слышное признательное "мрм", S-образное движение ловкого тела, зигзаг пушистого хвоста, и Ю-ю скользнула в детскую.

Там - обряд утреннего здорованья. Ю-ю никогда не попрошайничает. (За услугу благодарит кротко и сердечно.) Но час прихода мальчишки из мясной и его шаги она изучила до тонкости. Если она снаружи, то непременно ждет говядину на крыльце, а если дома - бежит навстречу говядине в кухню. Кухонную дверь она сама открывает с непостижимой ловкостью. Бывает, что мальчуган долго копается, отрезая и взвешивая. Тогда от нетерпения Ю-ю зацепляется когтями за закраину стола и начинает раскачиваться вперед и назад, как циркач на турнике. Но - молча. Мальчуган - веселый, румяный, смешливый ротозей. Он страстно любит всех животных, а в Ю-ю прямо влюблен. Но Ю-к" не позволяет ему даже прикоснуться к себе. Надменный взгляд - и прыжок в сторону. Она горда! Она никогда не забывает, что в её жилах течет голубая кровь от двух ветвей: великой сибирской и державной бухарской. Мальчишка для нее - всего лишь кто-то, приносящий ей ежедневно мясо. На все, что вне её дома, вне её покровительства и благоволения, она смотрит с царственной холодностью. Нас она милостиво приемлет. Я любил исполнять её приказания. Вот, например, я работаю над парником, вдумчиво отщипывая у дынь лишние побеги - здесь нужен большой расчет. Жарко от летнего солнца и от теплой земли. Беззвучно подходит Ю-ю. "Мрум!" Это значит: "Идите, я хочу пить". Разгибаюсь с трудом. Ю-ю уже впереди. Ни разу не обернется на меня. Посмею ли я отказаться или замедлить? Она ведет меня из огорода во двор, потом на кухню, затем по коридору в мою комнату. Учтиво отворяю я перед нею все двери и почтительно пропускаю вперед. Придя ко мне, она легко вспрыгивает на умывальник, куда проведена живая вода, ловко находит на мраморных краях три опорных точки для трех лап - четвертая на весу для баланса, - взглядывает на меня через ухо и говорит: "Мрум. Пустите воду".

Я даю течь тоненькой серебряной струйке. Изящно вытянувши шею, Ю-ю поспешно лижет воду узким розовым язычком. Кошки пьют изредка, но долго и помногу. Бывали у меня с Ю-ю особенные часы спокойного семейного счастья. Это тогда, когда я писал по ночам: занятие довольно изнурительное, но если в него втянуться, в нем много тихой отрады. Царапаешь, царапаешь пером, вдруг не хватает какого-то очень нужного слова. Остановился. Какая тишина! И вздрогнешь от мягкого упругого толчка. Это Ю-ю легко вскочила с пола на стол. Совсем неизвестно, когда пришла.

Царапает, царапает перо. Сами собою приходят ладные, уклюжие слова. В послушном разнообразии строятся фразы. Но уже тяжелеет голова, ломит спину, начинают дрожать пальцы правой руки: того и гляди, профессиональная судорога вдруг скорчит их, и перо, как заостренный дротик, полетит через всю комнату. Не пора ли? И Ю-ю думает, что пора. Она уже давно выдумала развлечение: следит внимательно за строками, вырастающими у меня на бумаге, водя глазами за пером, и притворяется перед самой собою, что это я выпускаю из него маленьких, черных, уродливых мух. И вдруг хлоп лапкой по самой последней мухе. Удар меток и быстр: черная кровь размазана по бумаге. Пойдем спать, Ю-юшка. Пусть мухи тоже поспят до завтрева. За окном уже можно различить мутные очертания милого моего ясеня. Ю-ю сворачивается у меня в ногах, на одеяле. Заболел Ю-юшкин дружок и мучитель Коля. Ох, жестока была его болезнь; до сих пор страшно вспоминать о ней. Тут только я узнал, как невероятно цепок бывает человек и какие огромные, неподозреваемые силы он может обнаружить в минуты любви и гибели.

У людей, Ника, существует много прописных истин и ходячих мнений, которые они принимают готовыми и никогда не потрудятся их проверить. Так, тебе, например, из тысячи человек девятьсот девяносто девять скажут: "Кошка - животное эгоистическое. Она привязывается к жилью, а не к человеку". Они не поверят, да и не посмеют поверить тому, что я сейчас расскажу про Ю-ю. Ты, я знаю, Ника, поверишь! Кошку к больному не пускали. Пожалуй, это и было правильным. Толкнет что-нибудь, уронит, разбудит, испугает. И её недолго надо было отучать от детской комнаты. Она скоро поняла свое положение. Но зато улеглась, как собака, на голом полу снаружи, у самой двери, уткнув свой розовый носик в щель под дверью, и так пролежала все эти черные дни, отлучаясь только для еды и кратковременной прогулки. Отогнать её было невозможно. Да и жалко было. Через нее шагали, заходя в детскую и уходя, её толкали ногами, наступали ей на хвост и на лапки, отшвыривали порою в спешке и нетерпении. Она только пискнет, даст дорогу и опять мягко, но настойчиво возвращается на прежнее место. О таковом кошачьем поведении мне до этой поры не приходилось ни слышать, ни читать. На что уж доктора привыкли ничему не удивляться, но даже доктор Шевченко сказал однажды со снисходительной усмешкой:

Комичный у вас кот. Дежурит! Это курьезно... Ах, Ника, для меня это вовсе не было ни комично, ни курьезно. До сих пор у меня осталась в сердце нежная признательность к памяти Ю-ю за её звериное сочувствие... И вот что ещё было странно. Как только в Колиной болезни за последним жестоким кризисом наступил перелом к лучшему, когда ему позволили все есть и даже играть в постели, - кошка каким-то особенно тонким инстинктом поняла, что пустоглазая и безносая отошла от Колина изголовья, защелкав челюстями от злости. Ю-ю оставила свой пост. Долго и бесстыдно отсыпалась она на моей кровати. Но при первом визите к Коле не обнаружила никакого волнения. Тот её мял и тискал, осыпал её всякими ласковыми именами, назвал даже от восторга почему-то Юшкевичем! Она же вывернулась ловко из его ещё слабых рук, сказала "мрм", спрыгнула на пол и ушла. Какая выдержка, чтобы не сказать: спокойное величие души!..

(кошка собиралась говорить по телефону)

А вот собиралась-таки. Послушай, Ника, как это вышло. Встал с постели Коля худой, бледный, зеленый; губы без цвета, глаза ввалились, ручонки на свет сквозные, чуть розоватые. Но уже говорил я тебе: великая сила и неистощимая - человеческая доброта. Удалось отправить Колю для поправки, в сопровождении матери, верст за двести в прекрасную санаторию. Ю-ю с отъездом двух своих друзей - большого и маленького - долго находилась в тревоге и в недоумении. Ходила по комнатам и все тыкалась носом в углы. Ткнется и скажет выразительно: "Мик!" Впервые за наше давнее знакомство я стал слышать у нее это слово. Что оно значило по-кошачьи, я не берусь сказать, но по-человечески оно ясно звучало примерно так: "Что случилось? Где они? Куда пропали?"

И она озиралась на меня широко раскрытыми желто-зелеными глазами; в них я читал изумление и требовательный вопрос. Телефонный аппарат наш помещался в крошечной передней на круглом столике, и около него стоял соломенный стул без спинки. Не помню, в какой из моих разговоров с санаторней я застал Ю-ю сидящей у моих ног; знаю только, что это случилось в самом начале. Но вскоре кошка стала прибегать на каждый телефонный звонок и, наконец, совсем перенесла свое место жилья в переднюю.

Люди вообще весьма медленно и тяжело понимают животных; животные - людей гораздо быстрее и тоньше. Я понял Ю-ю очень поздно, лишь тогда, когда однажды среди моего нежного разговора с Колей она беззвучно прыгнула с пола мне на плечи, уравновесилась и протянула вперед из-за моей щеки свою пушистую мордочку с настороженными ушами.

Я подумал: "Слух у кошки превосходный, во всяком случае, лучше, чем у собаки, и уж гораздо острее человеческого". Очень часто, когда поздним вечером мы возвращались из гостей, Ю-ю, узнав издали наши шаги, выбегала к нам навстречу за третью перекрестную улицу. Значит, она хорошо знала своих. И ещё. Был у нас знакомый очень непоседливый мальчик Жоржик, четырех лет. Посетив нас в первый раз, он очень досаждал кошке: трепал её за уши и за хвост, всячески тискал и носился с нею по комнатам, зажав её поперек живота. Этого она терпеть не могла, хотя по своей всегдашней деликатности ни разу не выпустила когтей. Но зато каждый раз потом, когда приходил Жоржик - будь это через две недели, через месяц и даже больше, - стоило только Ю-ю услышать звонкий голосишко Жоржика, раздававшийся ещё на пороге, как она стремглав, с жалобным криком бежала спасаться: летом выпрыгивала в первое отворенное окно, зимою ускользала под диван или под комод. Несомненно, она обладала хорошей памятью.

"Так что же мудреного в том, - думал я, - что она узнала Колин милый голос и потянулась посмотреть: где же спрятан её любимый дружок?"

Мне очень захотелось проверить мою догадку. В тот же вечер я написал письмо в санаторию с подробным описанием кошкиного поведения и очень просил Колю, чтобы в следующий раз, говоря со мной по телефону, он непременно вспомнил и сказал в трубку все прежние ласковые слова, которые он дома говорил Ю-юшке. А я поднесу контрольную слуховую трубку к кошкиному уху. Вскоре получил ответ. Коля очень тронут памятью Ю-ю и просит передать ей поклон. Говорить со мною из санатории будет через два дня, а на третий соберутся, уложатся и выедут домой. И правда, на другой же день утром телефон сообщил мне, что со мной сейчас будут говорить из санатории. Ю-ю стояла рядом на полу. Я взял её к себе на колени - иначе мне трудно было бы управляться с двумя трубками. Зазвенел веселый, свежий Колин голосок в деревянном ободке. Какое множество новых впечатлений и знакомств! Сколько домашних вопросов, просьб и распоряжений! Я едва-едва успел вставить мою просьбу:

Дорогой Коля, я сейчас приставлю Ю-юшке к уху телефонную трубку. Готово! Говори же ей твои приятные слова. - Какие слова? Я не знаю никаких слов, - скучно отозвался голосок. - Коля, милый, Ю-ю тебя слушает. Скажи ей что-нибудь ласковое. Поскорее. - Да я не зна-аю. Я не по-омню. А ты мне купишь наружный домик для птиц, как здесь у нас вешают за окна? - Ну, Коленька, ну, золотой, ну, добрый мальчик, ты же обещал с Ю-ю поговорить. - Да я не знаю говорить по-кошкиному. Я не умею. Я забы-ыл. В трубке вдруг что-то щелкнуло, крякнуло, и из нее раздался резкий голос телефонистки: "Нельзя говорить глупости. Повесьте трубку. Другие клиенты дожидаются." Легкий стук, и телефонное шипение умолкло. Так и не удался наш с Ю-ю опыт. А жаль. Очень интересно мне было узнать, отзовется ли наша умная кошка или нет на знакомые ей ласковые слова своим нежным "муррум". Вот и все про Ю-ю.

Не так давно она умерла от старости, и теперь у нас живет кот-воркот, бархатный живот. О нем, милая моя Ника, в другой раз.

Если уж слушать, Ника, то слушай внимательно. Звали её Ю-ю. Просто так. Увидев её впервые маленьким котенком, молодой человек трех лет вытаращил глаза от удивления, вытянул губы трубочкой и произнес: "Ю-ю". Мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей. Всем кошкам кошка. Темно-каштановая с огненными пятнами, на груди пышная белая манишка, усы в четверть аршина, шерсть длинная и вся лоснится, задние лапки в широких штанинах, хвост как ламповый ерш!.

Ника, спусти с колеи Бобика. Неужели ты думаешь, что щенячье ухо это вроде ручки от шарманки? Если бы так тебя кто-нибудь крутил за ухо? А самое замечательное в ней было - это её характер. И никогда не верь тому, что тебе говорят дурного о животных. Тебе скажут: осел глуп. Когда человеку хотят намекнуть, что он недалек умом, упрям и ленив, - его деликатно называют ослом. Запомни же, что, наоборот, осел животное не только умное, но и послушное, и приветливое, и трудолюбивое. Но если его перегрузить свыше его сил или вообразить, что он скаковая лошадь, то он просто останавливается и говорит: "Этого я не могу. Делай со мной что хочешь".

(О гусях) А какие они славные отцы и матери, если бы ты знала. Птенцов высиживают поочередно - то самка, то самец. Гусь даже добросовестнее гусыни. Если она в свой досужный час заговорится через меру с соседками у водопойного корыта, по женскому обыкновению, - господин гусь выйдет, возьмет её клювом за затылок и вежливо потащит домой, ко гнезду, к материнским обязанностям.

И очень смешно, когда гусиное се....

В рассказе Александра Ивановича Куприна «Ю-ю» автор-повествователь знакомит читателя с историей своей домашней питомицы – кошки Ю-ю.

История рассказывается девочке Нине, с обращения к ней и начинается рассказ. Повествователь объясняет, как появилась кличка Ю-ю, как она оказалась в доме, как росла и превратилась во взрослую кошку. Ведя рассказ о Ю-ю, автор постоянно отвлекается на свою маленькую слушательницу, делает ей замечания. Её поведение (Нина выкручивает ушко щенку Бобику) наталкивает рассказчика на отступление от основного повествования. Он объясняет девочке, что животные гораздо умнее, чем люди привыкли думать; что люди обращают внимание не на те черты характера животных, которые реально им присущи.

Среди прочих, рассказчик приводит в пример ослов – они не так глупы и упрямы; лошадей – они чутки и не строптивы при правильном обращении; гусей – эти заботливы и умны. После этого отступления автор снова возвращается к истории Ю-ю, описывает её характер. Кошка наделяется теми чертами, которые люди обычно не склонны приписывать животным – острота внимания, властность, чувство собственного достоинства. Детально описываются «ритуалы» Ю-ю: утреннее пробуждение, питьё из крана, ночное бдение рядом с пишущим автором. Подробно пересказывается история болезни Пети – самого маленького члена семьи – и преданность кошки, которая лежала у дверей его комнаты во всё время болезни мальчика. Заключительный эпизод – отъезд этого мальчика в санаторий, тоска Ю-ю и отказ Пети поговорить с ней по телефону. После этого рассказ внезапно (с точки зрения композиции) обрывается, и очень коротко сообщается, что Ю-ю вскоре умерла, а ее хозяева завели себе другого кота.

Рассказ учит читателей быть чуткими и внимательными к животным, прислушиваться к их желаниям и стараться понять их характер так же, как человеческий.

Картинка или рисунок Ю-ю

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

  • Краткое содержание Бунин Кукушка

    В глухом лесу стояла маленькая покосившаяся избушка. По приказу барина в ней поселился старый солдат по прозвищу Кукушка, который привёз с собой кота, петуха и двух собак.

  • Краткое содержание Грин Победитель

    В центре внимания жизненная история скульптора, который дает большие надежды в искусстве. Однажды ему предстояло выставить свою лучшую работу на конкурс, который проводился в городе. Лучшая работа по итогам конкурса должна была украшать стены университета

  • Краткое содержание Тургенев Ася кратко и по главам

    Молодой господин Н., будучи родом из России, наслаждается жизнью и путешествием по Европе. В Германии он знакомится с русскими молодыми людьми, представившимися братом и сестрой.

  • Краткое содержание Беляев Вечный хлеб

    Рассказ Александра Беляева повествует о, как назвал автор, «вечном хлебе». Действие произведение происходит в маленькой рыбацкой деревушке на острове Фэр.

  • Краткое содержание Яковлев Рыцарь Вася

    Мальчик Вася был полным, неуклюжим и постоянно все у него ломалось и падало. Друзья часто подшучивали над ним и думали, что он такой толстый, потому что много ест. Говорили, что на такого упитанного никакие доспехи не налезут